20 лет

Кузнецова Екатерина

– А если б ты уехала в Японию?

– Чем бы я там занялась?

– Ну да.

– Может быть, иллюстрациями. Или устроилась в анимационную студию. В любом случае связала бы жизнь с художественной сферой. Я ведь рисовала когда-то, закончила художку, мечтала добиться чего-то в этой области. Планировала поступить в питерскую Академию художеств, тогда казалось, что даже способности к этому имелись, - улыбнулась она, поставив на стол плоскую сиреневую тарелку с фруктами и два фужера.

– Честно говоря, я в шоке, - призналась я, во все глаза глядя на эту девушку с убранными за уши короткими волосами.
– Ты не поступила?

– Даже не

попыталась. Струсила в последний момент. Подумала, что точно провалюсь, и плюнула. Сдала ЕГЭ, подала документы в СПбГУ, выбросила все краски, кисточки, работы, чтоб совесть не грызла, уехала. Удивительно, но за всё время пребывания в Питере ни разу об этом не пожалела. Восточные страны со школы увлекали меня, поэтому учёба не была в тягость, я кайфовала от неё. С рисованием завязала, но как ни крути, совесть всё же поднывала. А как не поднывать, когда ты частенько проходишь мимо Репинки и думаешь, что если б оказалась смелее, вполне вероятно, что тоже училась бы там. А самым парадоксальным было то, что меня однажды случайно занесло со знакомыми ребятами на выставку работ репинских студентов, и тогда-то я поняла, что вполне прошла бы по конкурсу, там не учатся гении. Учатся те, кто хотят ими стать.

– Жалеешь сейчас?

– Да нет. Не знаю, как бы всё вышло, не попади я в дурку, но так или иначе, там снова взяла в руки карандаш. Каждый день стала делать эскизы, зарисовки девушек из палаты, рисовала вид из окна. Это отвлекало, давало желание разувать глаза по утрам. А после больницы снова наступил ступор.

– Не хочешь попытать судьбу?

– Попробовать осуществить давнее желание? Нет, Кир. Сейчас понимаю, что никому в нашей стране на фиг не нужны художники. Та же Академия выпускает их пачками, и что? Кто из них действительно сделал себе имя? Единицы. Если я и хотела бы вернуться к этому занятию, то точно не тут и всё же в несколько другом роде, - заключила она, откупорив бутылку.

– А как же то, что ты мне сказала? "Если ты любишь это дело, чувствуешь себя в нём, то не бросай. Что бы ни происходило в жизни"?

– Я не отказываюсь от этих слов и ни в коем случае не опровергаю их. Просто ты ещё находишься в таком положении, когда всё можно переиграть, понимаешь? Когда можно взять себя в руки, сойти с поезда, он недалеко ушёл. Я же предала свою мечту. Предала и уже вряд ли сумела б найти в себе силы вернуться к исходной точке. О чём ты пишешь?
– добавила она, принявшись разливать вино по фужерам.

– О человеческой жестокости, тупости. О том, что вижу, если в общем.

– Наше условие касательно твоих работ в силе?

– В силе, - улыбнулась я.

– Отлично.

На какое-то время мы замолчали. Вино было горьковатым.

– О чём была бы твоя первая книга?

– На самом деле у меня появлялись задумки, потом я всё это забросила. Страшно сейчас ворошить.

– Почему? Совесть грызёт?

– Да.

– Если грызёт, это хорошо. Может заставить взяться за заброшенное.

– Тебе правда интересно?

– Иначе я бы не спросила.

– Хорошо, - кивнула я, сомневаясь.
– В общем, идея заключалась в создании, так сказать, героя нашего века. То есть главным персонажем я видела немного молчаливого, но довольно искреннего, открытого жизни парня. Он с детства играет на гитаре, слушает "Нирвану" и "Pink Floyd", мечтает создать группу, писать музыку, взрывать стадионы, клубы. Хочет стать вторым Куртом Кобейном. Оканчивает школу, сдаёт экзамены и под давлением учителей и родителей, кричащих о престиже

и востребованности, поступает учиться в сферу физики или математики. За компанию. Учёба ему не нравится, он вообще не понимает, зачем ему сдались изучаемые предметы, заводит от нечего делать девушку. Спит с ней, играет напоказ в любовь, по вечерам встречается с друзьями, иногда выпивает. Музыка уходит на второй план. Так проходит год, два, на третий он уже вообще не берёт в руки гитару. Ни о чём не мечтает. Живёт настоящим. Одна девушка сменяется другой, третьей, четвёртой. Он получает диплом, идёт работать официантом в кафешку, всё больше теряясь в происходящем. Вот вроде бы возможность возродить мечты о группе, так нет. Он понимает, что на это нужны годы, и не факт, что оно оправдает себя, тем более, что подвернулась возможность устроиться по специальности в фирму, где обещают нормальные деньги. Он устраивается, втягивается в рутинную, неинтересную работу, через года два-три женится на той, с кем начал жить гражданским браком, вскоре идут дети. К тридцати пяти парень осознаёт, что жизнь катится к чертям, начинает пить, изменять жене, отстраняет себя от воспитания детей, через пять лет такой жизни жена подаёт на развод, он остаётся один и в состоянии очередного хмеля заканчивает жизнь самоубийством.

– Это ведь не история о том, кого ты знаешь?

– Надеюсь, что нет.

– В смысле?

– Здесь есть доля правды, но основная часть вымышленная. Хочу верить, что это вымышленное не станет реальным.

– Ты действительно Герда, потерявшая Кая?
– вдруг спросила Саша, оторвавшись от фужера. Взгляд карих глаз этой девушки был на редкость проницателен, но я впервые заметила, что в нём читалась и слабость.

– Скорее ворона из сказки про зайца и яблоки.

– Что это значит?

– Этот парень, которого я взяла за прообраз, действительно присутствовал в моей жизни. Но недолго и незначительно. Для него незначительно. Мы не были вместе в том смысле, в каком можно подумать, просто дружили. Он догадывался о моих недружеских чувствах, но это не помешало ему завести отношения. Я осталась в стороне. Мы поругались, длительное время не общались, два месяца назад на школьном выпускном пожелали друг другу счастья, и на этом всё. Он уехал. Да, мечтал связать жизнь с музыкой, но поступил учиться на физика. Конечно, я не желаю ему плачевного финала, но кто знает, как всё сложится.

После моего откровения Саша достаточно долго ничего не говорила, безмолвно вливая в себя сказанное в примеси с содержимым фужера.

– Почему молчишь?

– Я ожидала услышать нечто подобное, - проговорила она, снова задержав на мне долгий взгляд.
– Ты не пыталась с ним поговорить?

– О чём?

– О твоих чувствах.

– Так он знал о них.

– Значит, ответные не испытывал?

– Когда-то мне казалось, что испытывал, а сейчас понимаю, что нет. Ничего не было. Давай закроем эту тему?
– добавила я, взяв с тарелки ломтик киви.
– Не хочется говорить об этом.

– Хорошо, только можно я с литературной точки зрения прокомментирую? Ну, если вернуться к твоим задумкам.

– Конечно.

– Если ты не сдашься страхам, вернёшься к этому делу и со временем реализуешь всё, что надумала, получив уже какой-то жизненный опыт, набив руку, книга будет сильной. И ещё один вопрос можно? Твой отец покончил с собой?

– Как ты узнала?

– Не знаю, почему-то в голову стукнуло сразу, когда ты сказала о том, что он недавно умер. Прости, что напоминаю.