200 тысяч маленьких удовольствий
Шрифт:
Семена Филипповича перекосило.
– Что так, мама, не ездиете-то? Птичка сдохла? Аль силы не те? Эх курвы, я вам покажу еще, не пущай, – завелся в тон теще Семен Филиппович.
– Чего это он? – напугалась жена. – Сроду таким не был.
Семен Филиппович почувствовал нарастающую в нем внутреннюю силу, превосходство над бабьим стадом.
– Все. Поехал я. А это, – бросив пустой (без купюр) дипломат на стол – хранить как зеницу ока. Я его, мама, на ключ запер.
– Как енто на ключ? – искренне удивилась теща.
Семен Филиппович заперся в туалете – единственный уголок в квартире, где ему никто не докучал,
Проходя мимо книжной полки, он остановился. На глаза попался томик Байрона. Писатель-романтик, писатель-поэт, многие мужчины именно ему отдают предпочтение. Воспользовавшись своим одиночеством, связанным с занятостью тещи исследованием всех щелей туалета, Семен Филиппович не удержался и сунул в книгу одну из купюр. «На вечер и сотни хватит», – подумал он.
– Вот теперь все. Поехали, судьба-судьбинушка! – воскликнул Семен Филиппович c удилищем в руках, захлопывая за собой входную дверь.
Первые проблемы начались с обменными пунктами валют – все они, гады, решили нажиться на Семене Филипповиче, давая невыгодный курс. После длительных поисков Семен Филиппович все же нашел пункт, где он выигрывал с каждого бакса по две копейки относительно ранее увиденных обменников. Сэкономив два рубля, он пошел в магазин тратить деньги. Гулять так гулять.
Куда идти с покупками, он уже знал – к своему приятелю, у которого как раз жена с детьми уехала на неделю к родственникам, пожрать на халяву. Купив бутылку водки, не самую дешевую, сельдь иваси, батон хлеба, салат из квашеной капусты, Семен Филиппович решил, что все, хватит, надо быть поумеренней с расходами, так и глазом не успеешь моргнуть – останешься без копейки.
«Пять долларов, – прикинул он. – Густовато, густовато…»
Совдеповское мещанство все больше и больше проявляло себя в незатейливом мозгу Семена Филипповича, захватывая на своем пути и без того скудные до удовольствий ячейки памяти.
Федор встретил гостя в хорошем настроении. Три дня полной свободы, отрешенности от семейных проблем действовали на него благоприятно – каждый вечер пьянка, каждое утро – бодун и сказочная похмелуха. Как-то сразу в Семене Филипповиче проснулась какая-то липкая зависть: «Ну кто он, этот Федя? Да никто – живет на гроши, урод моральный и вообще… Сидит тут, рассказывает, как вчера они жахнули, хохочет через слово. И жена у него красивая, и дети нормальные – везет же козлу. Ну ничего, мы еще посмотрим, чья возьмет. Увидим». Про деньги, свалившиеся чудом в его руки, Семен Филиппович, само собой, решил не рассказывать. Пока Федор вспоминал очередную случившуюся с ним историю, Семен Филиппович готовил речь, речь злую и обидную. Все то, что накопилось у него на душе, он хотел выплеснуть на Федора. Он ждал, пока закончится бутылка водки, и тогда он начнет издалека – вот, мол, Федя, жрешь ты сейчас, пьешь, хохочешь как конь, не задумываясь, на чьи деньги тебе такой праздник обломился. Понимаешь – халява. А кто платит? Семен Филиппович… В общем, в таком роде.
Ну что такое
– Слушай Федор, братан. Ты уж извини меня, но сегодня у меня праздник, мне дали премию – сто баксов. Сегодня угощаю я. Пойдем в магазин.
На этот раз деньги тратились легче. С двумя бутылками водки, закуской, пивом и вином они возвратились домой.
После второй выпитой бутылки Семен Филиппович совсем разоткровенничался и чуть было не рассказал о деньгах. «Надо себя контролировать», – подумал он. Вдруг вспомнились мулатки, и ужасно захотелось женского тепла…
День второй
Семен Филиппович с трудом разлепил веки. Потолок был мутный и чужой, кровать, кстати, тоже.
– Черт, где это я?
Приподнявшись, Семен Филиппович огляделся. Сразу бросилось в глаза сопящее тело, лежащее спиной вплотную к нему, точнее – чья-то тушка, почти полностью накрытая одеялом. Тело спало. «Что-то не очень на Федора похоже», – мелькнуло в голове. У противоположной стены стоял трельяж, времен девятнадцатого века, потертый и весьма невзрачный, в зеркале которого Семен Филиппович явственно увидел себя – взлохмаченного, изможденного, со стертыми коленями, в бирюзово-серых трусах в цветочек. «Хорош, стервец», – почему-то подумалось ему. Шкаф, ковер, тумбочка, еще одна тумбочка, бра у изголовья, женские тапочки, обои, окна – все чужое. Носки, ботинки, брюки, рубашка, использованные презервативы, бутылка водки, пластиковые стаканчики: все в одной куче на полу – похоже, свое родное.
– Так, я не дома, точно. И не у Федора. И все же, куда, к чертям собачьим, меня занесло?
Семен Филиппович силился вспомнить поздний вечер вчерашнего дня. Его сразу замутило – вспомнил водку, больше ничего. Что-то подсказывало, что дальше будет еще хуже. Вот-вот должно нагрянуть похмелье своею черной полосой в его нежно-лазурную судьбу, накрыть с головой, не оставляя ни единого шанса на безмятежное существование ацетона в крови. Он это знал. В этот исторический момент мирно сопящее тело зашевелилось, кровать изможденно застонала. «Может, это все-таки Федор! – вспыхнула надежда. – Тогда причем здесь презервативы? – надежда погасла. – Хотя…, – содрогнулся Семен Филиппович. – Не может быть!» В ответ на это тело перевернулось с боку на бок, обнажив свое лицо.
– Ы-ы-ы-ы-ы, – неспособный держать эмоции внутри, закипел Семен Филиппович. – Это что же? – ужаснулся шепотом он. – Я это?.. Ее?.. Она меня… Как? За что?
Семен Филиппович мгновенно стал мыслить здраво, адекватно и трезво. Кое-как собрав свои пожитки, на цыпочках покинул гостеприимную квартиру, предоставившую ему и ночлег, и теплую постель, и жрицу любви, которую он по-гусарски решил не будить, дабы не нарушать сна своей возлюбленной.
Из подъезда Семен Филиппович выскочил как ошпаренный.