2028
Шрифт:
Создалось впечатление, что во всём тёмном, безмолвном, пустом университете я был один. А потом, откуда-то сзади, долетел приглушённый звук смачного чавканья. А к нему и слабый утробный рык присоединился спустя мгновение.
Я тронулся с места, стараясь не оборачиваться назад, но всё время меня подмывало сделать это. Некоторые двери аудиторий, мимо которых я проходил, оказались выбиты. Я вышел в центральный корпус, поводил фонарём, освещая пространство. Выход на балкон был открытым нараспашку, и оттуда медленно текла по полу, обволакивая мои щиколотки, густая белесая пелена. Я почувствовал, как ноги начинают мёрзнуть, будто
Неуверенно, с трудом вытягивая каждый шаг из этого, казалось бы, зыбучего марева, я пошёл по центральному коридору. Нужно было найти хоть кого-нибудь. Нужно было понять, что произошло. Но возле распахнутых, измазанных кровавыми разводами и отпечатками чьих-то рук застеклённых дверей я ощутил что-то странное, будто холодок прошёлся по самой моей душе, и вновь остановился. Снова почуял шёрсткой чей-то пристальный, сверлящий затылок взгляд. По спине пробежали мурашки.
Пробрал сквозняк, проникая под куртку, вгрызаясь в кожу. Я застыл на месте, а лицо моё парализовалось страхом, необъяснимым безмолвным ужасом. Я боялся обернуться и посмотреть, но знал – за моей спиной кто-то находится. Этот кто-то безмолвно застыл и выжидал, пока я обернусь. А потом, словно со всех сторон и будто бы из ниоткуда, донёсся голос, разлетевшийся эхом в голове.
«Стой».
На другом конце коридора громыхнула очередь; сверкнул, как молния, багровый отсвет вдали, и из-за поворота в другой корпус раздалось чьё-то протяжное верещание. Мгновение – и тут же чей-то надрывный вопль, уже человеческий, старался пересилить его. А потом вновь загромыхал автомат, и тьма впереди озарилась несколькими новыми вспышками.
Я резко вскочил, схватился за куртку и стал жадно сжимать её в районе груди. Сердце бешено колотилось, словно птица, стремящаяся вырваться из клетки. Потом вытер лицо, посмотрел на ладонь – влажная.
Скинув одеяло, сел на край матраса. Просидел какое-то время, медленно потирая лицо. Потом осмотрелся: в комнате стояла кромешная тьма, было уже поздно. Сколько я проспал?
Всё ещё не отойдя от спросонья, стал глазами водить по тёмной комнате, желая убедиться, что нахожусь в реальности. Потом мои глаза остановились на матрасе напротив. Он пустовал; постель его была нетронута. И даже, как мне показалось, всё на нём находилось в том же положении, как и перед сном. Значит, Виталик так и не приходил. На всякий случай осмотрел место у матраса в поисках каких-либо вещей, которые говорили бы о его присутствии. Возможно, вернувшись, он не стал ложиться сразу, а просто оставил вещи и пошёл по своим делам.
Пусто.
Сидя на матрасе, я посмотрел на белую дверь, чьи контуры блекло вырисовывались из темноты, и прислушался. Меня пробрало чувство дежавю. Никаких странных звуков за ней не послышалось. Потом я надел ботинки, встал и подошёл к ней. Замер возле неё, прислушался ещё раз, на всякий случай, а потом неуверенно положил ладонь на ручку и открыл. Обстановка снаружи показалась мне привычной. Коридор освещался слабо, но всё же освещался. По нему сейчас сновали студенты, направляясь кто куда. Я стоял у выхода, пялился на всех, кто проходил мимо, а те словно не обращали на меня внимания.
«Кошмар… Это был просто кошмар», — подумал я, потом шагнул назад и закрыл дверь.
— Ну и приснится же такое, блин… Жуть похлеще, чем в каком-либо фильме ужасов…
Пройдя
«Но каким он был реальным, правдоподобным. Насколько тонко я ощущал всё, что в нём было. А ведь во сне не ощущают ничего. Ни холода, запахов».
Я обернулся, посмотрел на пустующий, прибранный соседский матрас.
— Всё же, он не вернулся…
Из пелены забытья до меня добрался в слегка раздробленном, искажённом виде тот голос, разлетавшийся по всему пространству и исходящий отовсюду. Показался он мне знакомым, но вспомнить его детальнее у меня не получилось, как я не напрягал мозг.
Единственное, что я понял наверняка – Виталик не вернулся. Ибо, если бы вернулся, то вещи его лежали бы здесь. Оставил бы их в аудитории тихонечко, заботливо не будя меня, а сам отправился бы в коворкинг, купил бы выпивку и, сидя у костра, начал бы хвалебно рассказывать всем о своей первой ходке. Но прошёл уже день, сейчас вечер. Так долго никто из поисковиков никогда не задерживался. Значит, что-то могло произойти… Но что?
«Нужно узнать это. Обязательно. Я должен», — смотря на пустующий, опрятно гладкий матрас, решил я для себя.
Но у кого спросить? Виктор Петрович наверняка знает, что произошло. Но я не мог представить, с какой стороны лучше зайти. Можно было бы плюнуть на всю предосторожность и спросить в открытую. От этой мысли я осёкся: не хотелось вот так, напролом и в наглую начинать этот разговор с таким человеком, как он. Да и вряд ли Виктор Петрович будет открыт для откровений; скорее, пошлёт, куда подальше, и это в лучшем случае. Он и знать то не знает о моём существовании.
Я выкинул эту смелую идею из своей головы. Вышел из аудитории, поднялся на третий этаж, пришёл в коворкинг. Внимательно осмотрелся, всё ещё надеясь увидеть Виталика средь здешней гомонящей толпы. Но нужного лица так и не встретил. Потом решил заглянуть в столовую: половина рядов сейчас пустовала. Вторая половина была занята лишь на треть: студенты сидели за столами и ужинали, сопровождая это дело разговорами. Среди ужинавших его не было тоже.
Разочаровавшись в тщетности своих поисков, я покинул столовую. Шёл через коворкинг не спеша, уткнувшись глазами в пол. Кто-то из студентов сейчас смеялся над какой-то шуткой, и мне стало как-то тошно от этого. Настроение было паршивое, и ещё паршивее было то, что мне вот-вот заступать на смену с таким настроением. К нему подключилось ещё и это чувство, вновь вспыхнувшее глубоко внутри. На входе висели часы. Я посмотрел время, оставался один свободный час.
Что делать? Нужно хотя бы перекусить, а то я целые сутки ничего не ел. Но аппетита не было вообще. Оставаться здесь я тоже не хотел, не хотел среди тех, кто отдыхает у костра в хорошем расположении духа. Моя мрачная физиономия привлекала бы ненужное внимание, а попытки расспросить, в чём дело, и вовсе бы раздражали.
Я поднялся по ступеням и побрёл по коридору. И впереди, среди потока людей, увидел Илью: поисковик вышел от лестничной площадки и нёс что-то габаритное в руках. Шёл он спокойно, но широким шагом, и его затылок всё дальше отделялся от моего взора, норовя скрыться среди других голов. Я машинально ускорился, осторожно обходя встречный людской поток. Нужно догнать его, спросить. Я ведь хотел сделать это вчера, но так и не решился. Но сейчас упустить момент уже нельзя.