2034: Роман о следующей мировой войне
Шрифт:
После столкновения авианосцу потребовалось всего одиннадцать минут, чтобы затонуть.
Когда поступила эта новость, в Министерстве обороны не было никаких аплодисментов, как это было раньше. Только тишина. Министр Чан, который всю ночь усердно сидел во главе стола заседаний, встал и направился к двери. Линь Бао, как второй по старшинству офицер в зале, счел своим долгом спросить его, куда он направляется и когда может вернуться — битва еще не закончилась, напомнил он министру. "Форд" был там, раненый, но все еще представлял угрозу. Министр Чан снова повернулся к Линь Бао, и выражение его лица, которое обычно было таким жизнерадостным, казалось усталым, искаженным усталостью, которую он скрывал все эти много недель.
— Я просто вышел подышать свежим воздухом, — сказал он, взглянув
После того, как Хендриксон повесил трубку, Чоудхури понял, кому ему нужно позвонить, хотя звонить он не хотел. Он быстро подсчитал разницу во времени. Хотя было уже поздно, его мать, должно быть, еще не спала.
— Сандип, я думала, что не получу от тебя вестей в течение нескольких дней? — начала она, слегка раздраженно.
— Я знаю, — сказал он устало. И его усталость была вызвана не столько недостатком сна, или даже осознанием того, насколько тяжелыми стали обстоятельства для Седьмого флота, сколько необходимостью извиняться перед матерью. Он сказал, что не собирается звонить в эту поездку. И все же, когда он нуждался в ней, как сейчас, она всегда была рядом. — Возникла проблема на работе, — сказал Чоудхури, сделав драматическую паузу, как бы давая воображению своей матери достаточно времени, чтобы представить, что “проблема на работе” в настоящее время означает для ее сына, учитывая обстоятельства. — Ты можешь связать меня со своим братом?
Линия замолчала, как он и предполагал.
Была причина, по которой Чоудхури называл отставного вице-адмирала Ананда Пателя не “мой дядя”, а “твой брат”. Потому что Ананд Патель никогда не был дядей для Чоудхури, и он не был большим братом для своей сестры Лакшми. Причиной их отчуждения стал брак по договоренности между подростком Лакшми и молодым морским офицером — другом ее старшего брата, — который закончился интрижкой, браком по любви с отцом Чоудхури, который был студентом-медиком и планировал учиться в Колумбийском университете, что привело к к отъезду Лакшми в Соединенные Штаты, в то время как честь семьи — по крайней мере, по словам ее старшего брата — была разорвана в клочья. Но все это было давным-давно. Достаточно давно, чтобы прошло двадцать лет с тех пор, как молодой морской офицер, который должен был стать мужем Лакшми, погиб в вертолетной катастрофе, и десять лет с тех пор, как отец Сэнди, онколог, умер от собственного рака. Тем временем брат Лакшми, дядя Сэнди, поднялся по служебной лестнице в индийском военно-морском флоте, дослужившись до адмиралтейства, — звание, о котором никогда не говорили в семье Чоудхури, но которое теперь могло оказаться полезным, поскольку Сэнди изо всех сил пытался разыграть внутреннюю карту, которая обеспечила бы освобождение майора Митчелла. То есть, если его мать согласится.
— Я не понимаю, Сандип, — сказала она. — Разве у нашего правительства нет контактов в индийском правительстве? Разве это не то, что решается по официальным каналам?
Чоудхури объяснил своей матери, что да, такие вещи обычно решаются по официальным каналам, и что да, у их правительства действительно было много контактов внутри индийского правительства и военных, включая определенные разведывательные ресурсы, о которых Чоудхури не упоминал. Однако, несмотря на эти огромные ресурсы, часто ключом к разрубанию гордиева узла дипломатии были личные связи, семейные связи.
— Этот человек больше не является моей семьей, — огрызнулась она на него.
— Мама, как ты думаешь, почему они выбрали меня, Сандипа Чоудхури , чтобы приехать сюда? Это задание можно было бы дать множеству других людей. Они дали его мне, потому что наша семья родом отсюда .
— Что бы сказал на это твой отец? Ты американец. Они должны послать тебя, потому что ты лучше всех подходишь для этой работы, а не из—за того, кто твои родители…
— Мам, — сказал он, обрывая ее. Он позволил линии на мгновение замолчать. — Мне нужна твоя помощь.
— Хорошо, — сказала она. — У тебя есть ручка?
Он так и сделал.
Она наизусть продекламировала номер телефона своего брата.
Опухоль на его лице значительно уменьшилась. Его ребра чувствовали себя намного лучше. Когда Ведж сделал глубокий вдох, это больше не причиняло боли. Конечно, были некоторые шрамы, но ничего слишком плохого, ничего такого, что отвратило бы девушек, которые, как он представлял, ловили каждое его слово в барах вокруг авиабазы Мирамар, когда он возвращался домой со своими историями. За несколько дней до этого они дали ему чистую смену одежды, добавили в его рацион немного волокнистого мяса и посадили в правительственный самолет со стюардессами, фруктовым соком и арахисом в пакетиках — все, что он мог съесть. Конечно, он был не один. Охранники в штатском, с пистолетами за поясом и зеркальными солнцезащитными очками, скрывающими глаза, не спускали с него глаз. Когда Ведж по-клоунски подбросил несколько орешков в воздух и поймал их ртом, охранники даже рассмеялись, хотя Ведж не был уверен, смеялись они над ним или вместе с ним.
Самолет приземлился в темноте, и он предположил, что этот выбор был сделан намеренно. Затем его увезли из аэропорта в панельном фургоне с затемненными окнами. Никто ничего не сказал ему до поздней ночи, когда он готовился ко сну в застеленной ковром комнате, куда его поместили, больше похожей на тусклый гостиничный номер, чем на камеру, и более приятной, чем все, что Ведж видел за последние недели. Тем не менее, никто не сказал ему, куда его доставили. Все, что они сказали ему, это то, что завтра его посетит представитель Красного Креста. В ту ночь, взволнованный этой перспективой, он почти не спал. Образ привлекательной медсестры, похожей на ту, что развлекала солдат в USO tours в другую эпоху, неотступно приходил на ум. Он мог видеть ее необыкновенно красивое лицо, ее белую униформу, чулки, шапочку с маленьким красным крестом. Он знал, что в наши дни женщины из Красного Креста выглядят иначе, но ничего не мог с собой поделать. Его комната была пуста, хотя он предполагал, что за дверью стоит охранник, и в пустоте этой комнаты его воображение становилось все более обширным, когда он фантазировал об этой встрече, своем первом контакте с внешним миром почти за два месяца. Он видел, как ее накрашенные губы складываются в обнадеживающие слова: "Я отвезу тебя домой".
Когда на следующее утро его дверь открылась и появился худощавый индеец, его разочарование было велико.
В административном центре Второй армии никто не знал наверняка, что произошло в Южно-Китайском море. Генеральный штаб Вооруженных сил издал общенациональный приказ о мобилизации; страна вступала в войну или, по крайней мере, была на грани войны, но никто не мог точно сказать, почему. Покидая дом своей семьи, Фаршад подумал о том, чтобы надеть свою форму, но передумал. Он больше не был бригадным генералом в Революционной гвардии, не говоря уже о бригадном генерале в элитных силах Кудс. Теперь он был гражданским лицом, и хотя прошло всего несколько недель, разрыв казался постоянным — не переломом, а ампутацией. Была ли эта ампутация обратимой, Фаршад вскоре выяснит. Он стоял в очереди, которая тянулась по коридору на третьем этаже этого огромного административного здания. Он был, как он догадался, самым старым человеком в очереди на несколько десятилетий. Он чувствовал, как остальные украдкой поглядывают на этого человека со всеми шрамами и тремя пальцами на правой руке.
Менее чем через час его вывели из очереди и повели вверх по лестнице в кабинет на четвертом этаже. — Теперь жди здесь, — сказал капрал, который разговаривал с Фаршадом так, как будто тот был выше его по званию. Капрал вошел в кабинет только для того, чтобы появиться мгновением позже и помахать Фаршаду, чтобы тот заходил.
Это был просторный угловой кабинет. За большим дубовым письменным столом висела пара скрещенных флагов: первый был флагом Исламской Республики, а второй — флагом армии. Человек в форме, полковник административной службы, подошел к Фаршаду с протянутой рукой. Ладонь у него была гладкая, а мундир столько раз накрахмаляли и гладили, что он сиял металлической патиной. Полковник попросил старого бригадира, героя Голанских высот, кавалера ордена Отца, присесть и выпить с ним чаю. Капрал поставил стаканы сначала перед Фаршадом, а затем перед полковником.