208 избранных страниц
Шрифт:
Те ждут — нету выпить-то! Кинулись к погребу. Пока разобрались, что к чему, я уже проснулся.
Ага, выспался так хорошо. Думаю: пора вставать. Глаза даже открыл, смотрю — темно еще… чего-то. И ти-ихо — ни петухов не слыхать, ни собак, никого… как под землей все равно. Ну, лежу, дремлю себе, вспоминаю, чего вчера было: как выпили, как дождь пошел, как я в гроб… лег.
И тут чего-то мне не по себе стало. Тихонько постукал пальцем — дерево кругом! Конечно, настроение у меня упало сразу… а волосы, наоборот, поднялись дыбом.
— Леха! Леха! Я здесь.
Как я его тогда не убил, не знаю… Конечно, я сам немного виноват. Бык у меня, помнишь, был? Борька? Вылитый Серега. Как раз незадолго до этого я позвал его Борьку забить. Он схватил его за рога — и не видно рогов! Две башки одинаковые мотаются рядом. Я с топором стою наизготовке, а по какой бить?! Пригляделся — вроде у той, что справа, глаза поумнее, не стал по ней бить, вдарил по другой башке… Это Серегина оказалась.
Как будто не сильно я ударил, но он же и до этого плохо соображал… Немного я сам виноват, конечно.
Но он восстанавливается, Серега… Я его медом лечу — я же лекарь классный, — сейчас он уже хорошо стал… на имя откликаться… Но Нюрке зарплату пока еще всю отдает. Видно, я ему тогда сильно все-таки заехал.
Серега женился
Не знаю, чего рассказывать… Тут как-то весной думаю: жениться, что ли?.. Ребята все давно поженились… Ванька-алкаш женился. Его щас не узнать. Гладкий стал! Радостный такой! Раньше дрался каждый день… козел… Щас раз в неделю… с женой.
Петька-дурачок уже седьмой раз женится! Ничего себе дурачок, да? Седьмой раз уже… на одной и той же. Они поженятся — разойдутся.
Леха, блин, и тот женился! Представляешь?! Вот такой шибздик… Сорок килограмм с документами… Его летом из-за ботвы не видно! А взял себе — что ты! — обхватить не может. Ага, не сходятся руки у него… Жадность-то! Бегает вокруг, трясется весь от радости.
Я еще той весной хотел жениться, а разобрали всех девок-то, ё-п-р-с-т!.. Одна была, она мне не нравилась что-то… Ростом по пояс… Лехе. Леха мне по пояс. И кости одни в ней! Ходит гремит ими на всю деревню. Да больше! На весь район!
А этой весной в бане познакомился с одной… В смысле после бани. Я говорю:
— Заходи, будет настроение… прямо с вещами.
Она сразу зашла!.. А чего у нее вещей-то — мочалка да мыло.
Классно так живем. У нас полное согласие во всем, интересы общие, эти… привычки всякие дурацкие. Я готовить не люблю, и она тоже. Я убираюсь раз в месяц, она вообще никогда не убирается. Классно так, ага… И, это… интересно — у меня после бани морда красная, и у нее… У матери ее не красная, а у нее красная постоянно.
Не знаю, мне нравится. Один недостаток у нее только… Дотронешься до нее, она сразу так дышать начинает, блин!.. Засиделась, что ли, в девках. Ага, дышит
Я на работе уже ничего не делаю, сил никаких нету. Домой приду, она сразу:
— Ляг, отдохни.
Только лягу, слышу: дын-дын-дын, дын-дын-дын — подходит, ложится рядом. Я думаю: может, спросить чего хочет.
Не, ничего не спрашивает. Как дыхнет!.. Я говорю:
— Ты чего в самом деле, наглость потеряла? Сколько можно дышать?.. Иди отсюдова.
Она плакать начинает, а мне же жалко ее!.. Интересно это… пожалеешь ее раза два — она запоет сразу, пойдет по хозяйству что-нибудь похозяйствует… минут пять.
Через пять минут слышу: дын-дын-дын, дын-дын-дын — опять рядом ложится!.. Думаю: может, спросить чего хочет. Не, ничего не спрашивает. Я думаю: ё-п-р-с-т! Хорошо, я попался, другой бы умер давно.
Вчера к врачу ходил. Говорю:
— Нет каких таблеток… чтобы она не дышала?
Он дал порошков каких-то на месяц… Я домой пришел, она щи ставит, я ей в тарелку все, что на месяц, высыпал. Думаю: или в тюрьме отдохну лет пять, или сегодня хоть высплюсь наконец.
Только она щи доела, я сразу р-раз в постель, глаза закрыл, слышу: дын-дын-дын, дын-дын-дын.
Ё-п-р-с-т! Я р-раз в окно и ходу, ходу от дома.
Сейчас, как вспомню ее, сразу морда красная становится и сердце: дын-дын-дын, дын-дын-дын.
История одной любви
Один я щас остался… совсем один. Старуха моя, того… уехала к сестре.
Сестра у ей болеет… каждую осень. Телеграмму шлет: «При смерти я!» Лет сорок уж помирает.
Говорю ей: «Что ж ты, поганка, делаешь? Я и так об одной ноге — ты опять норовишь сбежать. А куры на ком? А корова? А поросенок?!» — «Я договорилася».
Договорилася она. Вот что творит, падло. Думаю развестись. А на что она щас?.. Всё уж. От их щас одно беспокойство.
Зуб у ей летом болел. Думал: в гроб лягу. Враз заболел. Днем ходила — ничего, все зубы на месте. Ночью дергаться стала. Дергатся и дергатся. Твою мать! Что ж такое? А ну? Встал, свет зажег — раздуло у ей лицо — не признаешь. Ей-бо! Уже пошло на мою подушку.
— Помираю! Помираю!
— Чего, — говорю, — несешь? Кто от зуба помер? Сестра-аферистка сорок лет никак не помрет, и ты туда же. Что я тебе? Четыре утра! Куды я тебе? Кого-чего?! Спи знай!
Утром у ей рот набок, язык не пролазит. Так-то говорит — не поймешь что, а тут вовсе: мы-мы. Чего «мы»?
Дескать, в больницу ее отвези. Щас!! С утра кровельщик обещался подойти насчет сеней, изгородь на задках покосилась, козлы править надо. Я все брошу — в больницу попрусь. Туда пять километров да обратно… шесть. Пятьдесят шесть километров! Бензин дороже молока! Кто повезет?