22 июня, ровно в четыре утра

Тарханов Влад

Второго июля за ними прибыли «купцы». Выстроившиеся новобранцы узнали, что их обучение подошло к концу. Большая часть их шла в сорок восьмую стрелковую дивизию, что располагалась в районе Бельц и была в резерве фронта. Сводки Совинформбюро были тревожными, но пока что в их районе дела складывались не так уж и плохо: румыны так и не смогли перейти границу на всем протяжении, несколько небольших плацдармов — вот и все их успехи. Аарон оказался в очередной колонне, которая шла опять на железнодорожную станцию. Пополнение сейчас возили ночью. Хотя наша авиация и не была вся уничтожена, но преимущество в небе было за врагом. Вот и грузились в теплушки поздним вечером, а уже поутру оказались на месте — неприметном полустанке, где началась выгрузка. Тут получили боекомплект и сухпаек. Винтовки у всех были. А вот патроны выдали только сейчас. За эти две недели на стрельбище их выводили четыре раза. Гениальных результатов никто не выдавал, но, хотя бы понимали, как выставлять прицел и ловить в мушку

цель. Аарон не был гениальным стрелком, но и в мазилы не попал. Так, середнячок. В отделении, командиром которого он стал, Аарон особой любовью не пользовался, но и вражды не чувствовал, отношения с сослуживцами были ровными, вот и сейчас они дружно скучковались вокруг своего командира и курили, пока была такая возможность. Утро было по-летнему тёплым. Станцию окружали посадки грецких орехов, почему-то тут любили высаживать их вдоль дорог и вокруг зданий. Орехи давали густую тень, спасая в летний зной, под сенью такого великана и расположились бойцы отделения, ожидая приезда командования. Стало хорошо слышно, что они прибыли на войну. Грохот артиллерийской канонады казался глухим, далеким, но звучал почти постоянно, создавая странный шум, вроде как и не раздражает, но говорит о том, что война рядом, может быть, за тем лесочком, за тем холмом, кто его знает.

Тут раздалась команда строиться, и бойцы вышли на небольшую площадь у полустанка, где и выстроились по два в ряд. В командире Аарон узнал того самого капитана Трофимова, с которым познакомился, еще будучи призывником.

— Ну что за беда — восемьдесят два новобранца, зеленых и необстрелянных, что я из них делать буду? — Трофимов бурчал раздраженно себе под нос, осматривая строй, в котором стояли уже его бойцы. Он был кадровым командиром, успел поучаствовать в Финской, так что опыт какой-никакой за спиной имел. Вот только этот опыт говорил ему, что такое пополнение надо было бы распихать по ротам с опытными бойцами, был бы толк, но тут получил приказ — сформировать роту и срочно выдвигаться.

— А что остается делать, вот только у меня новобранцы зеленые, а не полк ветеранов. Они сюда вообще попасть не должны были. Кто-то ошибся, а мне теперь это все расхлебывать…

Молоденький политрук, сопровождавший пополнение, в ответ пожал плечами, мол всем сейчас тяжело. Только сейчас капитан понял, что времени у него мало и раздражение никуда не денется, а приказ надо выполнить. Сказано сформировать роту и выдвинуться из пункта А в пункт Б — изволь выполнять и точка! Расстроило то, что на складе не было станковых пулеметов. Нашли один ручной на всю роту, ну хоть что. На этом полустанке располагался замаскированный вещевой склад. Беда была с оружием. Склад-то был вещевой! Но не оружейный! Что-то туда завезли, раз пришел приказ формировать маршевые роты, но черт его знает почему именно тут кроме винтовок почти ничего не было? Командиров — политрук и один молоденький лейтенантик, только окончивший военное училище. Так что полит рука поставил на взвод, как и лейтенантика, хорошо, что в учебке отделения получили своих командиров, им бы присвоить сержантов, да не успели, так что отделениями командовали рядовые. Принцип был прост — имеешь образование больше школы — становись командиром. Так Аарон стал поутру командиром отделения из девяти человек, двоих забрали, сделав расчетом ручного пулемета, они раньше служили и какое-то понятие, как обращаться с ручным пулеметом имели.

А потом начался марш по пыльно дороге, петляющей средь живописных холмов, после шести часов марша — остановка у небольшого села, там колодец, напились свежей вкусной воды, перекусили сухпайком, отдохнули и пошли навстречу быстро приближающейся канонаде. Под вечер они пришли в довольно большое село, у которого сосредоточилось еще две такие же маршевые роты. Тут Трофимов узнал, что его роту усилят артиллерийским взводом. Ну как взводом, была в нем всего одна сорокапятка, это было неплохо, беда была в том, что снарядов на пушку было всего десяток, и половина из них бронебойные, а вот это уже как повезет: пойдет на них бронетехника, хорошо, против пехоты пять осколочных — очень плохо! Маловато будет! Артиллеристы имели в своем расположении пару лошадей, реквизированных у местного населения. Лошадки были мелкими, слабосильными и отличались злобным характером. Коневод еле справлялся с ними и ходил жутко расстроенный.

Под утро к селу подошли два эскадрона кавалеристов, это были кадровые части, кони у них были не чета артиллерийским клячам. Впрочем, кавалеристы надолго не задерживались — они расседлали и напоили лошадей, передохнули немного и вскоре выступили на запад. Этот отряд и мел и две тачанки с Максимами, и две пушки, которые тянули тройки крепких коней. Ровно в полдень поступил приказ — срочно выдвигаться. Румыны прорвались через Прут и двигаются в направлении на Могилев-Подольский — Ямполь. Было решено всеми имеющимися частями ударить во фланг прорвавшейся группировки и остановить наступление противника. Через час к селу подъехали машины, туда стали грузить бойцов, получалось, что две маршевые роты выдвигались, к радости артиллеристов, к одной из машин прикрепили их орудие, так что рота стала импровизированно механизированной. Дважды попадали

под бомбежки лаптежников. Тут Аарон впервые увидел, что такое смерть… Его взвод потерял одного — Василия Иванова, парня из Жмеринки. Ночевали они в поле, машины оставили их на позиции, а сами вернулись, им предстояло поутру выйти к позициям противника и атаковать. Спал Аарон спокойно, не осознавая, что поутру будет бой, атака, он еще не понимал, что это такое, ему снилась мама, потом жена Моня и маленькая кроха Мэри. Проснулся в четыре утра, скатал шинель, бойцы просыпались, были хмурыми, многие не выспались, их бил нервный мандраж.

Через пол часа рота пошла вперед. Единственную пушку тащили за собой, меняя друг друга, часть бойцов несла снаряды в двух деревянных ящиках. К позиции противника у небольшой рощицы, перед которой шел перекресток двух дорог вышли рано утром, в туман. Пока сосредоточились, туман стал рассеиваться, стало видно, что у перекрестка выкопаны окопы и там засел враг. Рявкнула сорокапятка, стараясь вынести пулеметную точку, с третьего выстрела ей это удалось, еще два разрыва накрыли вражеские окопы, и рота пошла в атаку густой цепью, с криками «Ура!» и матами командиров.

Но и Трофимову, и его наспех сколоченной роте не повезло. Румынскую армию укрепили немецкими частями, они и совершили прорыв через Прут. Тут же был небольшой шверпункт — узел обороны, насыщенный немецкой пехотой, у которой был нет один пулемет — а три ручных, один станковый, да еще и минометная батарея в придачу. Хотя станковый пулемет в центре позиции они потеряли, но ручные на флангах открыли огонь, а минометчики тут же стали посылать в наступающих одну мину за другой. Под массированным огнем рота залегла, много красноармейцев были ранены или убиты. Правда, капитан Трофимов, получивший легкое ранение в руку, сумел восстановить порядок, никто не побежал, бойцы стали стрелять, пытаясь хоть как-то отвечать на плотный огонь врага. Стреляли плохо, матерились, орали, капитан попытался поднять всех в штыковую — единственный шанс хоть кому-то добраться до вражеских окопов. Но тут же был убит. А еще через пять минут на поле появились танки с крестами на бортах. Сорокапятка успела сделать один выстрел, но неудачно, стояло орудие в поле вообще без маскировки, с ней расправились быстро и жестоко. За парой танков шли бронетранспортеры, оттуда вели огонь пулеметчики, под таким массированным огнем сопротивления уже никто оказать не мог. А как? Среди почти двух сотен человек не было больше ни одного профессионального военного! Кто-то побежал, бросая оружие, из которого многие не сделал и выстрела… Кто-то продолжал стрелять, кто-то бросался в штыковую и падал, не добежав до врага. Аарон увидел, как к нему приближается тупоносый танк с короткоствольным орудием. Танк казался ему таким страшным, что привычное хладнокровие изменило, он бросился от него в сторону, но далеко убежать не удалось. Рядом что-то взорвалось, он упал, свет в его глазах померк.

Очнулся он от удара сапогом по ребрам. Над ним стоял немецкий пехотинец, который держал в руках фотоаппарат. Это показалось Аарону дикостью.

— Aufstehen! Hande hoch! Aufstehen![2]

Аарон понял, что от него хотят, увидел еще одного солдата, тот стоял с винтовкой, ожидая, когда начнется какое-то движение. Он поднялся, поднял вверх руки.

— Schneller! Schneller![3]

Это было понятно и без слов, пришлось пошевеливаться. Его отвели к железнодорожному полотну, где, около насыпи, уже согнали почти полсотни пленных — все что осталось от двух маршевых рот. Вскоре приводить пленных перестали. Аарон видел, как нескольких, видимо, тяжелораненых, немцы просто застрелили там, где те и лежали. Толпу пленных построили. Почти каждый второй был ранен. Второй раз за сегодня строй обрел какую-то видимость порядка, на сей раз очень паршивенькую.

— Achtung![4] Командирен! Еврей! Комиссарен! Выйти из строй! — проорал немецкий офицер. Из строя как-то выходить никому не хотелось Аарону, тем более.

— Ви должни помогайть немецкий властьям! Командирен! Еврей! Комиссарен! Выйти из строй! — Продолжал орать немец.

Тут чья-то рука толкнула Аарона в спину, он оглянулся, за ним стоял Михаил Пацюк и злобно скалился.

— Туточки есть один еврей, он и командиром был! — противным голосом выкрикнул Пацюк, еще раз толкнув Аарона в спину. Впередистоящий пропустил Аарона, и тот вышел из строя. За ним вытолкнули еще одного парня, вроде бы, всего два часа назад назначенного командиром взвода вместо погибшего под бомбежкой политрука, а вот Шлёма Койфман вышел сам, его никто не выталкивал, он и внешне не сильно на еврея был похож, да вот взял, и вышел.

— Еще четыре шаг вперьод! — снова скомандовал немец. Лейтенант Ремке не был фанатичным нацистом, он вообще происходил из прибалтийских немцев, неплохо владел русским языком, военное дело любил, а солдаты его уважали. Но приказ Гитлера об уничтожении командиров, комиссаров и евреев, которые попадали в плен, хорошо знал. Приказ мог нравиться, мог не нравиться, а исполнять его было надо. Пусть и без удовольствия. Поэтому Ремке стремился избавиться от этой необходимости как можно скорее. Его люди уже были на месте, лейтенант махнул рукой, отдавая приказ. Раздалось три выстрела. Стреляли наверняка, в затылок, чтобы не мучились. Это был все-таки солдаты, а не СС.