224 избранные страницы
Шрифт:
Ставлю на «красное». Почему? Да потому, что у меня майка красная!
Восемьсот долларов! Ну, чем не теория?!
И пошла пруха, как семга на нерест, не остановить!
На что не поставлю — мое!
Под стол пять долларов уронил. Поднял — десять!
За полчаса набрал две тысячи долларов!
— Всего доброго, — говорю. — Спасибо за доставленное удовольствие.
И к выходу.
А там два любезных молодых человека берут под руки, чуть не плачут:
— На кого ж вы нас покидаете! Поиграйте еще!
— Не могу, — говорю. — Дела! Я еще в
— Сделайте одолжение, — говорят. — Выиграйте у нас еще пару тысяч!
Ну, не огорчать же ребят, тем более у них пальцы как клещи.
Вернулись к столу.
Ребята говорят:
— Поставьте на цифрочку «три», не пожалеете!
Я говорю:
— На «три» ставить не имею права, по моей теории с этой цифрой ничего не связано. Из уважения к вам могу поставить на «четыре». У меня в холодильнике осталось ровно четыре яйца.
Фишки ставлю на «четыре», они пихают на «три» и руки мне за спину, при этом стол так качнули, шарик обезумел и на «три» рухнул, как ребята советовали. Они так на крупье глянули — тот в обморок, и уже другой товарищ отсчитал мне пятьсот долларов.
Народ ликует, целуются, будто я за всех отомстил.
Кладу деньги в полиэтиленовый мешок и к дверям. Молодые люди за мной:
— Никто от нас с такими деньгами еще не уходил!
Я говорю:
— Значит, я буду первым!
Меня за пиджак и к столу:
— Поиграйте еще! Публика просит! — И кулак к носу примеривают.
Чуднґые ребята, я же их разорю! Пруха пошла, бесполезно бороться!
Я говорю:
— Только учтите, в этот раз на «три» ставить не буду. Из принципа!
Ребята сквозь зубы:
— Ставьте хоть на «четыре», раз у вас в холодильнике четверо огурцов!
— Не надо путать! Четыре яйца! Но по теории вероятности дважды на одну цифру ставить нельзя! Читайте Эйнштейна. Ставлю на «двадцать одно».
— Не иначе у вас столько пельменей осталось!
— Откуда вы знаете?
— По глазам видно.
Шарик носится, ребята стол трясут, как эпилептики. Шарик заметался и на «двадцать одно» упал, как подкошенный. Парни в сердцах стол на попа! Шарик ни с места, как приклеенный. Ребята по столу кулаками грохнули — погас свет!
В темноте публика вопит:
— Было «двадцать одно», было! Дайте освещение! Не имеете права грабить в темноте, только на свету!..
Короче, напихал полный мешок долларов.
На улицу меня вывели, говорят:
— У нас предчувствие, что с такой суммой вы до дому не дойдете! — и с этими словами вломили за милую душу.
Очнулся — долларов нет. Во рту зубов навалом. Левым глазом в упор вижу ухо, но мы друг друга не узнаем...
Что вам сказать? Никогда не выигрывал столько денег! И никогда меня так крепко не били! По теории Эйнштейна, все сходится. Повезло не когда выиграл, а если с выигрышем ноги успел унести. А я замешкался, в теорию не вписался.
Жаль, Эйнштейна рядом не было, когда били. Взял бы в долю.
А может, старик прав? Денег нет, зато не убили!
Выходит, пруха моя продолжается!
У
Петр Сергеевич Голицын с шестого этажа ремонт в квартире затеял. Старые обои с песнями рвал, и вдруг — мать честная! — дыра в стене обнаружилась. Петр Сергеевич давай руками грести, облизываясь, в надежде, что клад подложили. Нагреб сажи полную комнату, на том драгоценности кончились.
Ух, он ругался! Строителей, что вместо кирпича уже сажу кладут, крепко клял. Мало того что стенка дырявая, так еще в дыре ничего путного нет!
Потом соседка Ильинична прояснила, дыра-то, оказывается, чуть ли не царского происхождения! Когда-то весь дом принадлежал князю Михайлову. В залах были камины. А потом князей постреляли для справедливости, камины поразбивали для порядка, залы перегородили для уютности, паровое провели, чтобы жилось лучше. Это раньше господа с трубочкой ноги к камину протягивали, догов разных гладили от безделья, а трудящемуся зачем? Это вообще дурная привычка английских лордов Байронов.
Голицын, жилец проверенный, без темного прошлого, не имел в роду ни лордов, ни Байронов, но почему-то со страшной силой захотелось ему протянуть ноги к живому огню, пробудилось такое желание. Петр Сергеевич вообразил, что, гладя дога, шевеля ногами в камине, вряд ли станешь вести заунывные разговоры о том, что творится. Эти выматывающие разговоры за жизнь, которой нет, велись повсеместно на кухнях за водочкой у батарей парового отопления. А у камина другой разговор, не правда ли, господа?
Он начал подготовку к вечерам у камина. Приобрел томик Байрона. Оказалось, это стихи, да еще на английском, то есть в подлиннике, черт бы его побрал! Но картинки указывали на то, что разговор у Байрона шел о любви, морях, шпагах. Так что издание попалось, по сегодняшним дням, очень редкое.
Породистого дога Голицын, конечно, не потянул, да и где ему прокормить эту лошадь, которая в рот не возьмет то, чем кормился он сам. Но судьба свела в подворотне с собачкой. Это был кто угодно, только не дог. «Но ведь и я не лорд Байрон!» — вздохнул Петр Сергеевич и пригласил песика в дом. На свету разглядел. Безусловно, это было собакой, хотя вместо шерсти колола щетина, хвостик свернулся поросячьим кольцом. Но глазки живые, а в них преданность до конца дней. За всю жизнь никто из родных и близких не смотрел на Голицына такими, все отдающими донорскими глазами. В честь Джорджа Байрона он назвал псинку «Жоржик».
Трубка и табачок обошлись не так дорого. Осталось одно — сам камин.
Попробуйте сегодня найти печника! Они вымерли за ненадобностью. Знакомые с трудом раскопали одного старика. Тот пришел и гордо представился, клацая челюстями:
— Потомственный печник Муравьев-Апостол! Сто лет печи клал, вплоть до крематориев, и одни благодарности вместо денег!
Он долго ковырялся в дыре, нюхал, дул, слюнявил палец и, пожевав сажу, сказал:
— Королевская тяга! Не дураки делали! Достаньте огнеупорный кирпич. Триста штук с головой хватит. Я вам за двести тысяч сложу не камин — доменную печь!