23
Шрифт:
В магазине я сначала начал рассматривать охотничьи ружья, затем газовые пистолеты и охотничьи ножи, после перешел на камуфляжную форму и снасти. Мое внимание привлекли бинокли, стоящие на самой верхней полке.
— Что вас интересует? — обратился ко мне продавец с пузом заядлого любителя пива.
— Да так, ничего конкретного. Просто смотрю.
— Обратите внимание вот на этот бинокль, — продавец достал огромный бинокль камуфляжной раскраски, — американское производство, используется в армиях стран НАТО. Восемнадцать
— А сколько стоит?
— Для этого шедевра недорого, всего тысяча восемьдесят гривен.
Видимо, на продавца произвел впечатление мой белый свадебный костюм, который, к слову, почти не был испачкан за все это время.
— Да, действительно замечательный бинокль. А есть не такие громадные, чтобы в карман можно было положить?
— А-а-а, понимаю, — толстяк заговорщицки мне подмигнул, — сейчас покажу. Отменный бельгийский…
— Уважаемый, мне бы до ста гривен чтобы по цене, — я вынужден был перебить его второй раз, так как бельгийский если и дешевле американского, то как раз на все мои деньги.
Настроение у толстячка как-то сразу пошло на спад.
— Вот. Отечественный, — и он выложил на прилавок что-то маленькое и невзрачно-зеленое, — в принципе, тоже неплохой.
«В принципе, тоже неплохой». Мог бы этого и не говорить. И так видно, что говно полное.
— И сколько?
— Девяносто восемь.
— Отлично. Я его беру.
И выложив почти половину своих денег за эту дрянь, я вышел из магазина, остановился напротив нужного мне дома и стал разглядывать его в бинокль. Отчетливо видны были балкон и окна четвертого этажа, я разглядел даже занавески и вазу на одном из подоконников. В принципе, действительно неплохой бинокль.
Перейдя дорогу, я присел на лавочку возле частного гаража и, прикрытый рядом густо растущих кустарников, стал наблюдать за подъездом и окнами четвертого этажа. Пока все было спокойно.
Ты белый, как мел. Весь белый. Как мел белый. Молодой мел…
— Молодой человек, можно я рядом с вами присяду?
Я вскочил с лавочки и стал ошарашенно глазеть по сторонам.
— Да сидите, сидите. Я только на краешке.
И действительно, на край лавочки присела бабушка, в молодежной красной кофте и обтягивающей синей юбке. Весьма смелый наряд для ее возраста. Черт, я заснул.
Присев обратно на лавку, я спросил:
— Не подскажете время?
— Уже начало четвертого. Я вас разбудила?
Голос у нее был какой-то писклявый, похожий на голос депутата Мартовского.
— Да нет. Вернее, чуть-чуть.
— Это не вы обронили?
— Я. — На траве лежал мой бинокль, который я тут же поднял. — Спасибо.
— Хорошая сегодня погода. А вы где-то рядом живете? Я вас раньше не
— Нет, я в Столице живу. К девушке приехал, а ее дома нет. Вот сижу и жду.
— А что за девушка, может, я ее знаю?
— Алиса, — и сразу добавил, чтобы не было следующего пустого вопроса, — фамилии не знаю.
— Это с крайнего подъезда?
— Ага. С четвертого этажа. — Я внимательно уставился в лицо бабки и отчетливо рассмотрел, как оно поблекло. — Вы знаете ее?
— Да ее все знают тут. Хорошая девочка. Судьба у нее только тяжелая. А вы ее парень?
— Ну, пока еще нет. Но она мне очень понравилась.
— А вы знаете, после похорон… — тут бабка на секунду запнулась, — одного человека я ее как-то и не видела больше.
— А кого хоронили?
— На прошлой неделе… — бабка опять сделала небольшую паузу, — женщину одну. Плохую очень женщину.
— Ведьму?
— А вы откуда знаете? — бабка прищурилась и посмотрела на меня.
— Мне Алиса про нее много рассказывала. Страшные истории. Вы ее знали?
— Ангелину?
— Анилегну.
Бабка тут же перекрестилась:
— Господи, спаси и сохрани. Не называйте вслух ее так.
— Почему?
— Не надо. Хоть ее и похоронили, но у меня постоянно такое чувство, как будто она все время где-то рядом.
Конечно, рядом. Убили ведь Алису, а не Анилегну.
Мы замолчали.
— А давно Ани… Ангелина приехала в Васильков?
— В самом начале девяностых. Тяжелые тогда времена наступили. И страшные вещи стали твориться в нашем доме.
Я вспомнил рассказ Алисы про неприятности, которые происходили в этом доме с его жильцами.
— А у вас что произошло?
— У меня умер муж, сильно заболела дочь и теперь не может иметь детей, не говоря уже о моем здоровье.
— Ну, зря вы так. От этого никто не застрахован. При чем здесь ведьма? Тут, скорее, возраст.
— Мне сорок шесть.
Я с удивлением уставился на бабку. Я видел, что ей стало неприятно, что я так пристально стал ее разглядывать, но ничего с собой поделать я не мог. Ну никак она не выглядела на 46 лет! Моей маме — 50 лет, и она симпатичная привлекательная женщина. В лучшем случае бабка выглядела на 65 лет. Впрочем, теперь понятно, почему она так моложаво одевается.
— Не может быть!
— Я стала такой, как только она приехала сюда, — и бабка-женщина снова замолчала.
Видимо, я затронул самую больную тему ее жизни. Я не знал, что ей сказать утешительное в ответ. На языке вертелось: «Ну не стоит так переживать», — но с таким же успехом можно было и онкобольного утешить. Потому я решил промолчать.
— А Алиса, значит, сирота?
— Полусирота. У нее папа есть.
— Папа? А он чем занимается?
— Василий? Дальнобойщиком работает. Да и семья у него другая. Но дочке помогает всем. Оберегает ее.