23
Шрифт:
— Витек, что случилось? — Витя молчал, его лицо теперь ожило и стало содрогаться в беззвучном плаче. — Витя, что случилось?! — Жора уже стал кричать.
Но вдруг Витя ровным холодным голосом стал говорить:
— Звонил директор автобазы. С морга. Там все мои. Катька, Ольчик, мама и папа. Возвращались с села. Авария. Попали под КАМАЗ. Погибли все. Сразу. Я теперь один.
Жора остановил фуру, и мы молча сидели в кабине.
— Так, я разворачиваю машину. Мы едем в Столицу.
— Нет. Я поеду сам. Ты повезешь груз.
— Какой груз, Витя?! И какой сам?! Я еду с тобой!
— Нет. Я сам.
Витя говорил
Я же просто молчал. Чувство неловкости просто зашкаливало.
Витя открыл кабину (в лицо ударил неприятный порыв ветра) и вышел. Жора тут же последовал за ним. Я остался один в машине, продуваемый с двух сторон сквозняком от открытых дверей.
На лобовое стекло стали падать первые капли дождя, намечалась серьезная гроза. Витя вышел на обочину дороги, а фактурный Жора без перерыва энергично все говорил и говорил что-то своему напарнику.
Витя никак не реагировал, он был сейчас далеко. Еще минут через пять они остановили машину, и Витя уехал в сторону Столицы.
Жора не уходил с дороги, пока автомобиль с его напарником не скрылся из виду. Только затем он залез в кабину и завел мотор. Дальше мы ехали молча. Первый стих из сна Жоры сбылся. У его напарника Вити случилось горе.
Глава 45
20 апреля. Четверг
Дождь усиливался, стремительно перерастая в ливень. Маме я от Кузьмича так и не позвонил, чем себя сейчас и укорял. На Жору я боялся даже взглянуть, не говоря уже о том, чтобы с ним заговорить. За время последних событий, которые мне пришлось пережить, я стал значительно безразличнее относиться к человеческому горю, по крайней мере впечатлить меня чем-то ужасным сейчас было бы очень сложно. Но случай с напарником Жоры вновь пробудил во мне всю гамму чувств — от сострадания до более трезвого осознания трагичности случившегося с малознакомым мне человеком. К тому же во мне поселился еще один червячок, который без устали грыз меня изнутри — осознание того, что неприятности у этих людей начались именно со встречи со мной. Быть может, если бы они той ночью не подобрали меня возле кладбища, ничего кошмарного бы в их жизни и не случилось. Так что, я приношу людям несчастья? Во-первых, Жоре я приснился еще до того, как он меня чуть не сбил на своем грузовике. Во-вторых, наша первая встреча никаких неприятностей им не принесла. И в-третьих, последний страшный сон-пророчество приснился не мне, а все тому же Жоре. К тому же, я в этом сне не фигурировал, а потому, какие я приношу непр…
— Все так и должно было случиться, да?
— Что? — я расслышал, что сказал Жора, но не сразу сориентировался, что ему ответить.
— Это ведь судьба? Теперь должны и остальные две части сна сбыться?
— Жора, ты ведь не думаешь, что я какой-то маг-прорицатель или юный Кашпировский? Я знаю не более твоего. — Тут я соврал, конечно, но про гулу и свои сны сейчас Жоре лучше было не рассказывать. — Меня тоже пугает твой сон. Но его природу я объяснить не могу.
— Мне кажется, я как-то причастен к смерти семьи Витька…
— Ты сосем сдурел? Ты был бы непосредственно причастен, если бы это ты их сбил. Ты их сбивал? Я спрашиваю, ты сбивал семью Витька?
— Нет.
— Бывает,
— Нет, не желал, — проговорил Жора тихо.
Я прекрасно расслышал его слова, но решил добить его полностью:
— Я не расслышал.
— Я не желал им смерти.
— Вот видишь! Ты не желал им смерти. Это и передай своим тараканам.
— Каким тараканам?
— Тем, что у тебя в голове поселились. Автокатастрофы, как это ни цинично звучит, дело совершенно обыденное. Они повсюду. Посмотри хотя бы на дорогу, по которой мы едем, через каждые сто-двести метров венок на обочине. В год по несколько тысяч смертей на наших дорогах. В девяностые русские в Чечне меньше теряли солдат, да и американских засранцев в Ираке тоже меньше убивают, — меня, что называется, понесло.
Я мог сейчас закончить утешение Жоры историей Карибского кризиса или проблемой парникового эффекта, чем угодно, но это было куда лучше, чем обоюдное удручающее молчание.
Крупные капли дождя били прямо в лобовое стекло. Ветер все не стихал, и от этого в кабине ЗИЛа становилось еще уютней. Мы подъезжали к Умани, небольшому городу, где нам предстояло расстаться; Жоре ехать дальше на юг, в Одессу, а мне в свой Г. И расставаться мне с Жорой не хотелось даже не из-за все не прекращающегося урагана (хотя из-за него тоже), а в первую очередь потому, что с этим человеком я чувствовал себя защищенным. Но расставание было неминуемым — у Жоры полная фура барахла, с которой его ждут в «жемчужине у моря», а у меня — непонятно что, но меня тоже ждут гулу и милиция в Г. Радовало только то, что Жора уже немного пришел в норму и даже поставил кассету с каким-то мерзким шансоном. (Запомнилась песня про молодого полковника разведки, который никогда не плачет, гоняет то по ангелам, то по мозамбикам, спасает мир, его ищет ЦРУ и Интерпол, а он в это время копает картошку у мамы на Урале).
— Жора, который час?
Жора лишь на мгновение поднял запястье с часами к лицу, и этого ему хватило, чтобы не увидеть того, что привело меня в ужас.
На трассе непонятно откуда появилась та самая женщина в красном платье, с пустыми глазницами. Она протягивала руки к приближающейся машине.
— Ровно шесть, — Жора мне даже улыбнулся, а когда посмотрел на дорогу, его лицо исказила гримаса ужаса.
Он нажал на тормоза, но ЗИЛ уже во что-то врезался и дважды переехал колесами. Машина стала скользить по мокрому шоссе. Жора, бледный, сидел, крепко прижавшись к рулю, и совершенно диким взглядом смотрел на меня.
— Ч-что это было? — Его голос дрожал. — Витя, что я наделал?
— Жора, что ты видел?
— Что-то красное мелькнуло перед глазами.
— Красное? И все?
Мы сидели в остановившейся фуре, и каждый думал о своем. Жора о том, что сбил человека. Я же боялся (нет, надеялся!), что эта постоянно меня преследующая сука в красном платье наконец-то сдохла. Но объяснить Жоре, что это не обычный человек, а тварь, скорее всего — гулу, и ее смерть является благом для всех, сейчас не было никакой возможности.