25 рассказов
Шрифт:
Я его Русланом назову…
И доченька, и папочка… Ворованный пиломатериал ему вези! Кивнул у крематория. Кукушка врала, обещая долгую жизнь. Такого не одним пальцем, но убить…
…Вертолёт сел на каменное плато. Тут камни, там камни. Топлёное масло жирной жары. И вперёд в БТРе на «белое солнце пустыни». «Не везёт мне в смерти», – поёт Руська. От камней палят. В ответ, как в тире.
Обратно. Каждый ранен: нога, рука… В живот один. Походка у него была льющейся (раз –
Указатель в Дубки – мимо. Впереди «Дом отдыха “Коммунальщик”».
– Э-эх, говорила Риша, парень не того! Там сгниют! Вещи умирают. Читал Андерсена?
Дороги никакой: лысая резина, плохие тормоза. Но гонит с упоением камикадзе. В голове каменистая равнина под жарким солнцем. Бандиты в халатах и чалмах падают и падают. Стреляет Димка не в ногу, не в руку, – в голову. Передачу – с третьей на четвёртую. Спейс! Катят в болото. Ещё больше напугав Гремучкина, пропел:
«Помнишь, товарищ, выстрелы в ночи?Как от нас бежали в горы басмачи!»На откосе – одинокое окно в кладке – фрагмент какого-то дома. Автомобиль, благодаря этому ограждению, не в овраге. Феденёв пытается вырулить. Но глина тащит обратно. Первая доска, вторая, третья… С хрустом.
…Однажды ночью в Кандагаре они выходят из вертолёта (Руслана выносят). И обед без него: первое, второе, компот. Он умирал и умер. Бредил мультфильмами, лепетал детскую песенку. Говорил, что играет в небе электронная музыка. К утру смолк.
Горевала его мама, – гроб-то не открыть.
Феденёв, вроде, не умер. Но «синдром войны». От гибели друга. В общем, и сам, вроде, погиб. Прав «папаша»: вредно ему «голову напрягать». Он у ворот в ожидании. Не рейса, заказа кого-нибудь пристрелить.
Когда бортовая на дорожном полотне, доски в глине острыми рёбрами. Шпунтовка – с укором: «Ну, Димка, даёшь…»
– Ни одной целенькой! – ноет Гремучкин.
Дождя нет, от земли – пар. И впервые после войны видит Феденёв, как цветёт и зреет этот мир. «Всё прошло, мой Августин…» Над молодой рощей чиркнула зарница. В окно кабины – ветерок, пахнущий мытой листвой.
2. Баллада с задержанием
«Не запирайте вашу дверь, пусть будет дверь открыта»
Дверь открыта.
На стук (звонок не работает) – из другой квартиры немолодая пара, он и она.
– Там никого, а дверь…
…никого? – глядят в отворённую квартиру: ковры, картины, хрусталь.
– Я к подруге, – громко объясняет девушка.
– Как её фамилия? – щурится пенсионер.
– Женя Горьковая.
– Такой нет! – пенсионерка напугано.
– Когда-то тут неплохие люди. Я как-то им помог, –
– Буквально вчера! Нет, на той неделе. Женька! Горьковая! Моя однокурсница. Бывшая.
– Вы, наверное, перепутали квартиры? – он кривит лицо: «чудо в перьях», хотя перьев на ней нет.
– Не будем вникать, – пенсионерка глядит, будто говоря: она врёт!
Они уходят к себе в квартиру, а девица – в приоткрытую дверь.
Он и она в одинаковых креслах глядят в телевизор. Криминальная хроника. Участились квартирные кражи.
– Слышала?
– Да-да-да! Петровна с первого этажа говорит: в микрорайоне ходит миловидная дамочка. Вид такой, будто в гости. Ридикюль (в нём – фомка!) Коробка из-под торта набита пакетами, которые она набивает украденным в квартире добром. Когда эта воровка выбегает на улицу, вид у неё, будто на вокзал и просит кого-нибудь дотащить сумки до такси.
– Откуда у этой бабки такие детали, она что, в милиции работает?
– Не она, её племянник!
Оба глядят на телефон.
Милиция реагирует оперативно: отделение неподалёку. Он и она, отталкивая друг друга, у дверного глазка.
– Пройдёмте!
– …но Женя Горьковая! А квартира?
– Опечатаем.
Суета на площадке, кружевной рукав махнул прямо в глазок.
– Дай и мне, – умоляет пенсионерка.
Шаги, и оба – к кухонному окну. На подоконнике банки с вареньем, но видно, как выходят два милиционера. Один впереди с гитарой, девица, за ней второй. И пропадают из видимости.
– «Моя милиция меня бережёт», – хихикает девушка.
Ответа нет. Дождь падает на гитару.
– Переверните струнами вниз! – велит она.
Перевернул немного торопливо. Пришли.
В милиции снуют деловитые работники, кто-то (явно не работник) пьяно рыдает. Бабий визг, грубый баритон: «Век воли не видать, гражданин начальник!»
Кабинет.
– Спасибо, Влас, – говорит хозяин кабинета, гитару – к сейфу.
Влас выходит.
– Пишите, – дана авторучка и бумага, озаглавленная: «Объяснительная». – Кто вы, где работаете. Где живёте. Цель посещения дома номер двадцать три квартиры двадцать девять по улице Рабочих.
– Это так необходимо?
– Так необходимо, – торопливо, так и гитару перевернул на улице. – Садитесь вон там в углу.
Столик, как парта: каракули, пятна.
– Могу на коленях, дайте подложить какую-нибудь книгу. Как вас зовут?
Он дал промашку: не представился первым, а эта девка напомнила. И опять торопливо:
– Клековкин Виктор Викторович.
Влас вернулся. Глядит. На ней пончо (юбка еле угадывается), колготки, как паутина, туфли мелкие с большими пряжками в виде лир.