25 удивительных браков. Истории из жизни известных христиан
Шрифт:
Чарлз Хэддон Сперджен – князь среди проповедников, куривший сигары кальвинист, яркий и дерзкий характер, сделавший Библию истинно живой для своей паствы, вовсе не был «находкой», по лондонским меркам. Но Сьюзи любила его и сделала все, чтобы брак ее стал прекрасным и прочным союзом.
Он называл ее Сьюзи, а она в шутку называла его «Тиршата», персидским словом из Писания, означающим «почитаемый». Сьюзи решила, что «Тиршата» будет самым лучшим обращением, раз уж Чарлз так не любил, когда его называли «преподобный».
«Тиршата» стал величайшим проповедником века. Он основал колледж, сиротский приют, дом престарелых, издавал журнал и написал сто
Кое-что получилось и у Сьюзи. Она организовала международный Фонд книги, через который ежегодно рассылались тысячи изданий, Фонд помощи пасторам, помогавший нуждавшимся священнослужителям, и столовую для бедных. Еще она вырастила двоих сыновей и помогала Чарлзу в его исследованиях. И каким-то образом брак этих двух выдающихся и, в общем-то, весьма разных людей оказался очень счастливым. Каким же образом?
Чарлз Сперджен подумал, что это какая-то ошибка, когда лондонская церковь на Нью Парк-стрит вдруг предложила ему стать пастором. Чарлзу было всего девятнадцать, и он никогда не учился в семинарии. А церковь эта была одной из самых влиятельных среди независимых (не англиканских) церквей в Лондоне. По крайней мере, раньше была. Но в последние несколько лет дела в церкви шли все хуже и хуже. Церковь могла вместить тысячу двести человек, но по воскресеньям туда приходило не более восьмидесяти – ста. Двое дьяконов церкви поняли, что им нужен энергичный молодой человек, способный изменить ситуацию. Тогда и пришла им в голову мысль написать Чарлзу.
Юность Сперджена не была радужной, но тягу к служению он испытывал давно. Он родился в очень маленьком городке, в семидесяти пяти милях к северо-востоку от Лондона. Его отец был мелким служащим, а по выходным исполнял обязанности священника в церкви конгрегационалистов. Его мать, которой было девятнадцать лет, когда родился Чарлз, родила потом еще шестнадцать детей, девять из которых умерли в детстве. Поскольку родители жили очень бедно, Чарлз провел первые шесть лет своей жизни у дедушки с бабушкой.
Поскольку дед тоже был священником-конгрегационалистом, он оказал сильное влияние на Чарлза. Бабушка пообещала ему давать по пенни за каждый выученный им гимн Айзека Уоттса. И он их выучил столько, что бабушке пришлось снизить вознаграждение до полпенни.
Когда Чарлз вернулся в родительский дом, ему дали лучшее образование, какое только могли. Он был способным учеником. Его брат говорил: «Чарлз постоянно занимался. Я держал кроликов, цыплят, поросят и жеребенка, а он все время держал в руках книгу».
Те серьезные книги, которые он читал – «Увещевание нераскаявшихся грешников» Джозефа Аллена и «Призыв к нераскаявшимся» Ричарда Бакстера, – произвели на него огромное впечатление. Почти пять лет он терзался, размышляя о том, спасена его душа или нет. Проповеди, которые он слышал, и молитвы только усугубляли эту внутреннюю борьбу. Позже он говорил: «Дети часто многое скрывают от родителей… Так было и со мной. В периоды духовных переживаний я обратился бы с вопросами о вере к кому угодно, только не к родителям». А потому, как он вспоминает, его «печальной участью было глубокое осознание своей греховности без понимания величия милосердия Божьего».
И вот в первое воскресенье января 1850 года он пошел в церковь, но в это время началась снежная буря. Он укрылся в маленькой скромной методистской часовне. Там было не более двенадцати – пятнадцати человек. Даже священник не явился. Тогда «то ли сапожник, то ли портной поднялся на кафедру и начал проповедь».
Непрерывно повторяясь в течение десяти минут, проповедник осознал, наконец, что больше сказать ему нечего, когда вдруг заметил подростка, вошедшего в часовню. Тогда он сказал: «Молодой человек, вы выглядите очень несчастным, и всю жизнь вы будете несчастным, если не примете то, что я говорю. А если примете прямо сейчас, в этот момент, то спасетесь». Именно в таком неожиданном толчке Чарлз и нуждался. Его сердце открылось для Христа-Спасителя. «Именно в тот момент тучи развеялись и тьма расступилась». Четыре месяца спустя баптистский священник, служивший в церкви, располагавшейся неподалеку от школы Чарлза, крестил его.
Через полтора года, когда Чарлзу исполнилось семнадцать, он принял приглашение на пасторское служение в общину городка Уотербич, насчитывающую около сорока человек. Уотербич был известен пьяницами и богохульниками. И вот, два года спустя, Чарлз получил приглашение в Лондон.
Накануне своей первой проповеди на Нью Парк-стрит он ночевал в пансионе округа Блумсбери. Его соседи по пансиону не поверили Чарлзу, когда он сказал, где будет проповедовать. Он узнал о выдающихся проповедниках других лондонских кафедр и о тех, кто прежде проповедовал на Нью Парк-стрит. Глядя на Чарлза, его собеседники едва сдерживали смех. На шее он носил огромный черный сатиновый шарф, а в нагрудном кармане у него красовался не меньших размеров синий платок в белый горошек. Он был непричесан, и его манеры выдавали в нем сельского жителя.
Чарлз не спал всю ночь. Как он сам пишет: «Я был в таком состоянии, которое очень мало располагает к спокойному сну». Угнетающим показался ему и город. «Безжалостен был грохот кэбов на улице, безжалостна теснота комнаты, в которой едва хватало места, чтобы преклонить колени, безжалостны были даже моргавшие в декабрьской тьме газовые фонари. В этом городе, полном живых существ, я был совершенно одинок». Ничего не желал он в тот день сильнее, чем немедленно уехать из этого города. Он чувствовал себя здесь совершенно чужим.
На следующее утро Чарлз впервые увидел церковь. Он описывает ее так: «Это было огромное и величественное сооружение, казавшееся выстроенным для состоятельных и уверенных в себе людей, совсем не таких, какими были мои простые прихожане, которым мое служение казалось Светом и Истиной». Утреннюю службу посетило всего около восьмидесяти человек, а на вечерней народу было уже гораздо больше.
Именно тогда Сьюзи Томпсон впервые увидела Чарлза. Хотя вся ее семья отправилась на утреннюю службу, Сьюзи с ними не пошла. Но днем к ним зашел дьякон церкви и посетовал на то, что утром было столько незанятых мест. «К вечеру надо собрать побольше прихожан, иначе нам его не заполучить». Без сомнения, дьякон относился к делу очень серьезно, и ему удалось организовать приличную аудиторию. «Малышке Сьюзи тоже надо пойти», – добавил он на прощанье. Малышка Сьюзи, которая и в самом деле выглядела скорее подростком, чем двадцатидвухлетней девушкой, не очень-то была рада тому, что ее назвали «малышкой». И ей не очень понравилось то, что она успела услышать о новом молодом проповеднике. Ей нравились представительные священники, и она вряд ли стала бы относиться уважительно к служителю, который был моложе ее. Тем не менее «ради друзей», как она вспоминала позже, она отправилась в церковь вместе со всеми.