25-й

Ларин Степан Сергеевич

Понятия не имею, куда там стреляли наши артиллеристы, но немцев это не остановило. Они дали нам поспать ночью не потому, что орудийный огонь нанёс им серьёзный урон, а потому, что не ожидали нас тут встретить и готовились к новым, более продуманным манёврам. Это если заваливание противника мясом можно назвать продуманным манёвром...Просто ночью они бросили войска в самоубийственную атаку по незнанию, а теперь бросают от безысходности - потому, что иначе справиться не могут. И это, надо сказать, вполне может принести им успех: враги всё валят и валят, валятся на землю, но потом опять валят на нас, а к нам подкрепления не приходят. Меж тем, битва уже унесла немало наших; почти в каждом контубернии

есть погибшие. Нашему десятку пока везёт, но Танкред с раздробленным бедром выбыл в госпиталь, и командование над группой приняли Шаргул с Танахом. Ещё не прошло суток после первого столкновения с немцами, а бои превратили всю ферму в развалины. Разрушенные стены пришлось оставить, пехота перебралась в траншеи и за баррикады, но скоро земляне и их нам не оставят, похоронив под своими трупами.

Снятый с центурионского броневика и установленный неподалёку пулемёт "Изверг" резко замолчал. И так же резко бухнулось на землю тело пулемётчика; из дыр в пробитом бронежилете струйками брызжет кровь. Старательно вжимая голову в плечи, чтобы не стала соблазнительной целью для какого-нибудь вражеского стрелка, я пробрался по траншее до пулемётной точки, взялся за рукоять и, почти не целясь, выкосил длинной очередью целую полосу перед собой. Немного стало жаль тех землян, что находились в этой полосе: тяжёлые разрывные пули калибра 14,75 мм некоторым из них оторвали ноги, некоторым руки, другим раскололи черепа вместе со шлемами, а в телах четвёртых напробивали дыр диаметром с крупное яблоко, взорвавшись уже внутри и превратив органы в кашу. Оценив моё усердие, ближайшая "Пума" повернула башенку со скорострельной пушкой к моей позиции, но я оказался быстрее и навертел фаршу из экипажа и кусков брони. На этом боеприпасы кончились. Всадив последние пули в изуродованный корпус машины, я нагнулся к большой сумке с лентами для "Изверга", которая валяется рядом с убитым пулемётчиком. Но едва мои руки потянулись к ней, я упал рядом с ним - снаряд из пушки "Леопарда" приземлился возле самой траншеи. Я не увидел этот танк, не успел услышать его выстрел; я просто почувствовал, как чудовищная сила ударной волны заставляет одежду на мне колыхаться, словно от дуновения урагана, бросает моё тело об стенку окопа и выбивает сознание об неё же.

– Чужой! Чужой, ответь! Эй, Шаргул, он жив вообще?

Призыв прозвучал так приглушённо и на таких низких тонах, что я не понял, кто звал. Кто-то, кто меня и Шаргула знает, но слух мой слишком изувечен, чтобы различать тонкости вроде голосов. Я почти ничего не слышу, кроме оглушающего монотонного звона под черепом. Пытаясь выгнать его и хоть чуть-чуть прийти в себя, повертел головой из стороны в сторону. То есть, еле-еле поёрзал на том, куда меня уложили.

Зрение тоже сейчас не к чёрту. Взрыв отбросил меня куда-то во мрак, из которого я до сих пор не могу выбраться, но вот сквозь сплошную чёрную пелену пробился лучик света, тусклый и почти не заметный. Обморок отступает, обалдевший организм приходит в себя и возвращает контроль над самим собой. Вскоре мне стало хватать сил даже на то, чтобы отвернуться от бьющего в глаз света, что стал очень сильным и неприятным.

– Зрачок сужается. Жив, жив...- уже удалось разобрать голос Шаргула, а ещё плечо почувствовало на себе одобрительно похлопывающую руку.

Темнота развеялась, и кругом я увидел товарищей: Хищника, Левиафана, Шаргула, нескольких бойцов из других контуберниев...Да, видно всё как в тумане, но это однозначно лучше, чем быть в плену обморока. Не без чужой помощи я уселся на спальнике в разрушенной комнате дома. Крыши нет, двух стен тоже,

и сквозь пустоту на их месте видно вечернее небо, но раненых здесь держать можно.

– Ооох...Так дерьмово не было даже после драки с тобой, Хищник...

– Тебе повезло, что ты нагнулся за патронами именно тогда, когда нагнулся, а не секундой позже или раньше. Иначе снаряд не оставил бы от тебя кусочков. А так просто задело ударной волной, пока ты прятал голову.

Я попробовал подняться, но сразу бухнулся на задницу обратно, а Шаргул ещё и толкнул потом в плечо, чтобы не дёргался, отчего я и вовсе завалился навзничь.

– Сиди, ради всего святого.

– А немцы?

– Где ты тут видишь немцев?

– Мы победили?

– Я не знал, что после контузии люди тупеют. Нет, Брах, мы сейчас в плену, и нам просто разрешили проведать раненого товарища. Чёрт возьми, конечно же, победили!

– Рад видеть, что ты в здравии, боец.- На спальнике у противоположной стены приподнялся Танкред, запеленатый в бинты, как мумия. Торс ещё более-менее свободен, но бёдра перемотаны наглухо.

– Спасибо, касур. Я тоже рад, что вы нас не оставили.

– О, оставишь вас! Вы ведь все передохнете, как детёныши.

– Правда, я не совсем в здравии. Воротит так, будто сейчас стошнит...

– Ну, ты хотя бы поправишься через пару дней. А я на ноги сам не поднимусь, пока сюда не прибудет медицинская бригада и не залатает мне бедро.

Через пару часов я действительно смог стоять и даже ходить без чужой помощи. Ни о какой боеспособности и речи нет, но хотя бы я поверил в то, что действительно вскоре поправлюсь. Мне бы денёк-другой отдыха, и я снова в строю. Ха, а какого-нибудь живорождённого бы отправили в госпиталь с тяжелейшей контузией...Не так уж плохо быть боевым синтетиком...

Ближе к ночи, уже когда солнце наполовину ушло за горизонт, я почувствовал себя лучше и даже смог помочь товарищам убирать мёртвых и рыть могилы. Погибших землян мусором выбросили в братские, наших же мертвецов сложили горой (да, их оказалось много), после чего огнемётчик обдал тела тугой струёй "драконовой пасты".Знойный вонючий костёр взвился на добрый десяток танов ввысь.

– Уф, славно потрудились...- Танах выгнул затёкшую спину, когда мы скинули последнего землянина в яму. Младших офицеров в каждом контубернии трое, и если они будут воротить морды от грубой работы, отряд потеряет аж три пары рабочих рук, а с ними и эффективность своих действий.- Теперь закапывай всё это...

– Да уж, касур. Некогда расслабляться.- Я подкинул сапёрную лопатку, но не сумел поймать. Вестибулярный аппарат ещё не пришёл в себя после тяжёлой контузии, я не ахти как ориентируюсь в пространстве.

Мы стали живо закидывать землю обратно, она глухо барабанит по телам, и её куча, кажется, никогда не кончится. Пока выкопали могилу, пока перенесли к ней тела, уже наступила ночь. Усталость пригибает к самой земле. Я провалялся в отключке несколько часов, но это ведь не сон. А я хочу спать, тупо спать и ничего больше...

Слух подводит, и потому я не сразу услышал, как закричали вдалеке наши однополчане. А когда услышал, в этом уже не было смысла: Танах потянул меня за плечо и сам кинулся со всех ног к ферме, бросив лишь в качестве краткого объяснения:

– Самолёты здесь!

Хоть тело ещё плохо подчиняется, я заставил его мчаться вслед за товарищем. Недостаточно быстро, к сожалению. Со своей прежней скоростью я бы уже оказался на полпути к ферме и убежищу, а так за пару секунд едва преодолел сотню танов. Чувствую себя парализованным старцем...Неужели, если выживу, буду когда-нибудь точно так же бороться с собственным телом просто потому, что оно скажет: "Брах, пора успокаиваться"?