25-й
Шрифт:
Теперь погнал Хугеля, как чёртову лошадь, позволяя ему отдыхать вдвое меньше. Оказывается, не так уж сильно он устаёт, особенно если время от времени покалывать ножом в его челюсть и напоминать о том, что выколю глаз, едва попробует отлынивать от работы. Рана и кровопотеря не так уж отяготили его, после происшествия днём он помчался, как ни в чём не бывало, но под вечер всё же устал строить из себя вьючного бурниша и завалился лицом в землю. Я слетел с его спины и повалился рядом, но злиться не стал. Напротив, строптивый пленник получил по заслугам, я доволен. И, кроме того, мне и самому надоело трястись за его спиной, захотелось разлечься на земле. Вот и разлёгся. Упав, немец лишь показал, что останавливаться пора сейчас. Это вовсе не попытка сопротивляться. Я даже нож спрятал -
– Шайсе...- бормочет он так тихо и слабо, что только мой слух и может разобрать.- Почему ты по мою голову свалился...Убивай...Убивай, чёрт тебя дери, ящер...Никуда больше не пойду...Убивай...
– Надеюсь, это послужит тебе уроком.- Я снял крышку с фляги и дал Хугелю попить. Сил его едва хватило на то, чтобы самостоятельно обхватить горлышко губами.
Он вырубился, так и оставшись валяться на животе, не сумев даже устроиться поудобнее. Связав ему ноги, чтобы не убежал, если вдруг проснётся среди ночи, я смог побыть наедине с собой и своими собственными, помимо Хугеля, проблемами.
За четыре солнца коленный сустав растущей ноги успел оформиться, и конечность теперь восстанавливается дальше вниз. Колено так легко сгибается, будто гладко смазанные механизмы в только что сошедшей с конвейера машине...Что и говорить, новая деталь и есть новая деталь, а тело - тоже машина, сложнее и стоящая выше любой рукотворной машины. И всё же машина, а некрианская медицина и некрианская же регенерация умеют заменять многие её детали на новые так, что служат они, как родные. Но вот с лицом всё намного хуже. Со временем ожог зарастёт и не будет выглядеть столь ужасно, но, если я захочу от него избавиться, без пластической операции не обойтись. Лицо моё теперь похоже на театральную маску: левая половина светлеет шрамами от когтей и улыбается разорванным ртом до самого уха, а правая темнеет горелой плотью и свирепо скалится обнажённой челюстью. Мне бы впору взять себе новое имя - Анаиг, "Красавчик". Или же Клама - "Шут", раз уж я заговорил о театре и тамошних масках.
Хугель так и не проснулся. Мне же лучше - не надо делиться едой, я и без него голодный. От колбасы уже тошнит, но, даже будь у меня консервы, я бы не стал разводить костёр сейчас, в ночи. Пришлось умять её, зато хоть "Кола" ещё есть.
Сегодняшнее появление штурмовика обнадёжило. Раз он летает, значит, где-то ещё есть наша база, откуда он это делает. А сам он, наверняка заметив меня, уже сообщил об этом в штаб. С другой стороны, бортовой компьютер судна запрограммирован вести боевые действия, даже потеряв связь с "живым" командованием. Энергетический кристалл способен пахать много лет подряд; скорее износятся все остальные детали и механизмы машины, чем у неё иссякнет питание. Но даже на этот случай она подготовлена - несёт на своём борту комплект ремонтных дронов. Полетает, перестреляет всех бесхвостых в округе, сядет где-нибудь в глуши, отремонтируется и перейдёт в ждущий режим. Как только в зоне видимости приборов появятся бесхвостые (которые к тому моменту могут перестать быть врагами по причине окончания войны), она пробудится, опять устроит рейд и опять ляжет спать...И так, пока не вернутся хозяева и не отдадут команду сложить оружие...Или пока её не собьют, что более вероятно. Будь у штурмовика сознание, осознавай он свои действия, его можно было бы назвать самым преданным своему делу и своей стране воином в мире, которому сам Хироо Онода пожал бы руку уважительно...
Наевшись, я тоже прилёг отдыхать, но не прошло и пары минут, как громкий стук подкованных копыт заставил перекатиться на живот и затаиться. В стороне, но всё же достаточно близко, промчались трое всадников на лошадях. Я рассмотрел немецкие каски и немецкие же автоматы. Ещё один отряд зачистки? Едва всадники промчались, я растолкал Хугеля и тоже "забрался в седло", велев идти по их следам.
– Слушай, черепаха, а может, отпустишь меня?- он повернул голову в профиль и хитро подмигнул.
– Бредишь, что ли?
– Нет, ты сам посуди: сейчас уже ночь, а всадникам и их лошадям надо отдыхать.
– Ты ещё мне нужен.- Я не собираюсь ничего ему объяснять.
– Значит, мне тебя никак не уговорить? А что, если я тебе заплачу?
Это как будто заинтересовало. Чисто теоретически.
– Даже не представляю, что ты можешь предложить.
– Ну...
Он провёл кончиком языка по губам.
– Трахали б тебя Пожиратели, ефрейтор! У тебя ведь дети есть!
– Они не мои.
– Приёмные?
– Да.
Я-то видел его паспорт. И графу "Семья" в нём. Он из числа этих, нетрадиционных. А с первого взгляда и не скажешь...Почему-то казалось, что такие воевать не могут...
– И как же ты будешь своей семье в глаза смотреть?
– Ну, как-нибудь буду. Тем более, они едва ли узнают. А вот если наши увидят, что я тебе помогаю, меня под трибунал отправят. Или даже убьют на месте. Ничего слушать не станут. "Сотрудничество с врагом", и всё тут. Так что, ящер? Договорились?
Конечно, никакая "плата" мне от него не нужна - я хочу только вернуться в Легион, и Хугель будет до последнего исполнять мои приказы. Вот будь он женщиной, я бы мог передумать, а так...Нет, не стану врать: нашлась во мне крошечная демоническая, беспринципная частица, которая стала подзуживать: "Брах, а если эти всадники тебя убьют? Так и не узнаешь, как пользоваться нетхами и как это приятно! Соглашайся, пока не поздно!". Казалось бы, никто не увидит, так что чего уж упрямствовать? Но я представил - просто представил - как буду выглядеть со стороны, и мне стало стыдно. Не перед кем-то посторонним, не перед Какой-То Высшей Силой - перед собой.
– Пожалуй, ефрейтор, я вспомню о своём обещании безо всякой платы.- Я опустил ногу, опёршись на неё, но не убрал руку с ножом от горла пленника.
– Серьёзно? Освободишь меня?
Мощное движение и лизнувшая кожу полоска оксидированной стали заставили его горло раскрыться, обнажив трахею. Удивлённо распахнув глаза, он упал на колени; в его смертельной ране заклокотала кровь.
– Смерть освобождает.
Совесть не мучила меня. С чего бы? Во-первых, я не сказал, что оставлю Хугелю жизнь. Я сказал, что он получит свободу. Или мёртвые не свободны? Во-вторых, я не мог его отпустить, потому что он меня выдал бы первому же попавшемуся на пути вооружённому немцу. А вооружённые немцы в немецком фронтовом тылу, я полагаю, везде. Хугель мог бы до этого додуматься. Как же всё-таки отупляет жажда жизни...Может заставить соображать, но пленник всеми силами ухватился за обещание свободы, забыв, что её можно получить разными способами, и не догадавшись, что из всех этих способов я выберу тот, что выгоден только мне. И, наконец, в-третьих, в-главных: ради какого Пожирателя я вообще ищу себе логических оправданий? Кто-нибудь ещё более бессовестный и вовсе поступил бы так: сначала принял бы "плату", затем побил Хугеля, заставил тащить на себе дальше и только потом убил бы. Пусть землянин скажет спасибо за то, что я просто перерезал ему глотку.
Правда, какое-то время было совестно за его дочку. Брак, будь он гетеро- или гомосексуальным - это ведь, с точки зрения общества, просто способ воспитания потомства и подготовки следующего поколения к жизни в этом обществе. К такой жизни, что будет полезна обществу. Вроде бы все в выигрыше: голубки имеют законную возможность быть вместе, а брошенные приютные детишки получают каких-никаких, но всё же родителей...Но, если на этой планете однополая семья равна традиционной, почему за дочку Хугеля я должен стыдиться сильнее, чем за дочек и сыновей других немцев, павших от моей руки? Почему я вообще должен стыдиться за каких-то незнакомых мне детей? Никто не просил их родителей предавать нас. Я тут просто пытаюсь выжить, а теперь ещё и должен себя в этом винить? Да и вообще, о чём речь? Однополые семьи, кешот! Как...как это вообще может быть?