27 приключений Хорта Джойс

Каменский Василий Васильевич

Веревку в карман спрятал.

Пошел в кабак.

Напился.

Сам себя молча с именинами поздравлял, скрежетал челюстями, кашлял, харкал, стонал вздыхая, ждал вечера, томился, пил, смотрел в стакан.

И в гранях толстого стакана видел последние проблески уходящего на веки дня.

Чорт с ним — с днём!

Пил и нащупывал веревку. Думал:

— Ну, чорт с ним, с этим днем. Крышка. Могила. Гвоздями забьют. Снимут с дерева, скажут: пьяный с горя — это Хорт Джойс, конторщик с железной дороги. Со святыми упокой: он был прав, что повесился. Что оставалось больше делать? Ни-че-го! Жизнь доканала, допекла. Вот. Лежи. Спи в прахе. Рядом мать,

отец, Эдди и Умб. А где дочка Чукка? Неизвестно. У Чукки глаза — два навозных жука…

Вспомнив о Чукке, он молча стиснул граненый стакан и выпил до дна.

Закашлялся, харкнул.

Думал дальше:

— Итого. Всего. Кредит. Дебет. Остаток. Перенос. Баланс. Жизнь — вонь служебной уборной. Прошлое — кладбище, будущее кладбище, настоящее — кабак. Впереди — веревка, могила, черви, земля. Поздравляю вас со днем рождения, Хорт Джойс, незабвенный труженик. Спи, успокойся. Ты устроил себе долгий отпуск. Спи.

В этот момент в кабак вошла цыганка и прямо к Хорту:

— Хочешь погадаю? Дай руку, дай, дай. Я скажу, о чем задумался: ой, ой, плохое дело, задумал ты, все вижу, всю судьбу вижу, все горе насквозь вижу.

Не помня себя, Хорт выхватил из кармана веревку, накинул на цыганку и начал душить, хрипеть:

— Где Чукка моя, где дочка моя… Это ты, может ты, стерва…

Цыганку выручили, Хорта успокоили.

Пришел вечер.

Хорт выпил последний стакан, выпил стоя, твердо.

Еще раз нащупал веревку и пошел, зашатался, толкаясь о заборы, пошел к кладбищу.

У самых кладбищенских ворот встретил другую цыганку.

Та опять пристала:

— Дай погадаю. Скажу судьбу, скажу, зачем сюда идешь. Все знаю, задумал ты погубить себя, а напрасно, — счастье у тебя впереди, ой, большое счастье. Все, все найдешь, что потерял, все… Вижу.

— Молчи, стерва.

— Ой большое счастье, ой богатый будешь.

— Где Чукка, дочка моя, убийцы!..

— Знаю, что найдешь…

— Где дочка моя?

— Жива…

— Где, говори, где?

— Дай, положи на счастье. Скажу все. Знаю.

Хорт вытащил из кармана последние деньги и бросил цыганке.

— Н-на! жри.

— Знаю. Дочка довела до могилы, дочка жива, дочка ждет тебя. Вижу дочку твою, как тебя. Жива она, золото твое.

— А какие глаза у дочки моей?

— Вижу не черные бриллианты, а глаза твоей дочки. Садись, да поезжай к ней…

— Куда?

— А с утра куда облака пойдут, за ними и поезжай. День, два, три поедешь, неделю поедешь, месяц поедешь, и еще поедешь и найдешь. Она — дочка твоя — найдет тебя. И будешь ты 10 лет, ой, счастливо, ой, богато жить. Все завидовать тебе будут. А через 10 лет, в этот день, в этот час умрешь, запомни, запиши этот день. Так будет.

— Я сегодня сдохну! Молчи…

— Ой, нет. Десять лет из минуты в минуту доживать ты будешь, и все горе твое — в счастье золотом перельется. Спасибо не раз цыганке скажешь, и дочка твоя спасибо скажет. Богатство, слава, большие дороги у тебя впереди, большие дела, большой успех будет, большая любовь будет…

— Пойдем в кабак.

— Пойдем.

И там, в кабаке, цыганка Заяра, рассказала Хорту:

— Далеко в заморских краях, среди изумрудного моря стоял один остров: жили там только дикие эфиопские люди. Жили и не знали, что, кроме этого, эфиопского острова есть богатые, славные страны, как Америка, Европа, Турция и знатные города. Так жили, умирали они — эти дикари и не думали, что кроме эфиопов живут разные великолепные, богатые, умные и удивительные люди. А жили они, как чистые звери, с кольцами в ноздрях,

черные, волосатые и жрали друг друга и дохли, кто где попало. Случилось раз так, что после кораблекрушения на обломках принесло море эфиопам белого человека. Дикари решили сожрать его и костер развели, а белый сказал: съешьте меня, потом, через неделю, а прежде дайте вам башню устроить, чтобы с высоты увидеть все другие острова, всех других людей, и все палаты и все дворцы. Эфиопы послушались белого. И через месяц с башни увидели разные чудеса: и Америку, и Европу, и Турцию, и знатные города. И построили корабль и поехали путешествовать, а белого капитаном сделали, своим вождем объявили. С тех пор эфиопы самые счастливые люди, потому что, счастье, само счастье пристало к их острову. Море послало это счастье — богатую и щедрую судьбу. И все завидуют эфиопам. Чистые красавицы, настоящие красавцы живут там, как в раю. И деньги большие есть у них, и веселая жизнь гуляет. Потому что — говорю — счастье, само счастье пристало к их берегам. И не думали — не гадали эфиопы так богато жить, а вот поди — живут расчудесно, и Америка в гости к ним приезжает. И твоя дочка Чукка, наверно, там благоденствует. Понял, али нет, что такое счастье, о чем говорю я тебе — Заяра. Понял?

Хорт, затуманенный, взъерошенный, спившийся Хорт захрипел.

— Ты, что ли, счастье мое?

— Дурак! Не я, а — дочка, Чукка твоя — счастье твое.

— А ты кто?

— Я — случай, судьба. Понял?

— Где же, где Чукка моя, счастье мое?

— Жива она, здорова и ждет тебя, на облака смотрит. Ты утречком и поезжай. Спасибо скажешь Заяре. Понял?

Заревел спьяну, с горя, с тоски, застонал Хорт:

— Что делать мне, окаянному? Что? Собака я, и в канаве издохнуть хочу… Будь ты проклята, жизнь моя… Змеи кругом, гады слизкие, убийцы, бухгалтерия…

— Я тебе правду говорю, слушай, дело говорю, — поезжай. Ждет она…

— Сгину я. Крышка, могила.

— 10 лет, 10 золотых лет проживешь.

— Пропаду. Удавлюсь.

— Ой, нет. Если не удавился вчера с горя, то завтра от счастья не удавишься.

— От какого счастья, где оно?

— Вот завтра и увидишь. Жизнь тебе малиной будет. Вижу я, вижу. Ой, счастье плывет к твоим берегам. По руке вижу, по глазам вижу, по сердцу слышу. Красивый будешь, здоровый, богатый, знатный будешь.

— Нет, не буду. Обман. В могиле лежать буду.

— Эфиопом прожил, дня ты счастливого раза не видел, только — горе да горюшко, пил, до веревочки дожил, а завтра с утра праздник начнется и 10 лет не кончится…

В кабацком дурмане пьяных чувств и пестрых цыганских слов, среди посудного шума и нащупывания веревки, замызганный, изничтоженный, на веки оскорбленный, Хорт первый раз в жизни за 40 лет каторжных тяжких будней услышал легенду о каком-то эфиопском острове — так похожем на его черное прошлое — и первый раз в жизни встал из-за стола и сказал речь:

— Я — конторщик бухгалтерии железной дороги Хорт Джойс, самый несчастный бедняк на свете, заявляю всем, что я сошел с ума и в день своего рождения пью стакан за новую жизнь. Истинно: за новую жизнь с утра. Что я? Или в самом деле собака, пропадающий пес? Что я, а? Дайте ответ: где мое счастье? Где дочка, Чукка моя, где этот остров? Я найду его и я увижу Чукку. Я проживу 10 лет великолепно! Каждый день буду Чукке дарить подарки и буду пить шикарное вино. Гости приедут ко мне из Америки, и я — Хорт Джойс в модном новом костюме выйду их встречать. Все это будет совсем, как в кино, и я докажу свою натуру. Х-ха-ха. Хорт Джойс ничего не говорит зря!