27 приключений Хорта Джойс

Каменский Василий Васильевич

И вот — наконец — Хорт добрался до морской грандиозной гавани.

Было это утром рано.

Хорт почти бегом побежал с вокзала к кораблям и, не добежав, вдруг увидел безбрежную сияющую ширь моря, из которого только что взошло солнце.

Хорт застыл в чуде, перестал дышать, схватился за сердце, обомлел, ошалел.

О, конечно, он достаточно много слыхал описаний моря и всякие видал в журналах и открытках виды, но то, что он видел сейчас своими глазами — это все было — волшебным открытием: это все близко

касалось его существа, это все говорило с ним языком живой сказки, это все давало ему целое царство разрешений и — главное — окончательно освобождало его от прошлого, от рабства, от горя, от суеты.

Только теперь первый раз в жизни улыбнулся так по-настоящему, что треснули сухие, запекшиеся губы, и показалась кровь на устах.

Хорт выпрямился, вдохнул полной грудью морской ветер и понял свое исцеление, дыхание жизнедатной судьбы.

Бодрый и трепетный, он зашагал в гавань, к кораблям, и руками потрогал первый пароход у пристани.

Качание леса мачт и снастей, свистки, громыхающие лебедки, цепи, крики, чайки, паруса, матросы, рабочие, товары, погрузка — все это радостно-детски взволновало Хорта.

Он не знал, куда кинуться, что смотреть, с чего начать.

Он даже сразу поверил, что именно здесь, в гавани, найдет себе какое-либо дело, которое посадило бы его на корабль и отвезло в заморские края.

Подумал:

— Гори, звезда, гори! Я жду.

3. Без берегов

Третий день не было видно берегов.

— И не надо, — повторял про себя Хорт.

Третий день кругом сияло солнце, слегка лениво зыбилось море, высоко голубилось небо, а по ночам низко висели наливные, сочные звезды.

Из кают-компании звучально разливалась музыка на фоне глухого машинного гула.

Царило спокойствие, похожее на вечность.

Пассажиры и команда в белых одеждах еле двигались, еле говорили, еле жевались.

Хорт, упоенный тихой гордостью, торжествовал, ухмылялся, наблюдал, размышлял.

Он был теперь одет в светло-серый, клетчатый, чуть подержанный, но вполне европейский костюм.

И даже курил английскую трубку.

То и другое он получил в подарок от своего хозяина, табачного коммерсанта, ехавшего в первом классе на том же корабле.

Изредка Хорт, как и все пассажиры 3-го класса, поглядывал на то палубное возвышение, где заманчиво-картинно красовались шикарные люди 1-го класса, важные, особенные люди, к услугам которых было все, без отказа, от малого до великого, от невозможного до возможного.

— Что это за владыки? — соображал Хорт, — почему это именно они — владыки: вероятно у них — великие, ученые головы, вероятно это они выдумали самые замечательные вещи на свете…

Особенно занимала Хорта мысль: откуда черпают эти люди такое множество денег?

— Верой и правдой прослужив

на железной дороге 30 лет, я не очень-то начерпал денег, — ухмылялся Хорт, — а вот теперь попробуем черпануть с другого конца, попробуем… Пустяки, если я не начинаю что-то соображать…

А соображать ему, действительно, было о чем.

Хозяин Хорта, крупнейший табачный фабрикант, сам рассказывал ему, как он жестоко нуждался в молодости, пока наконец случай не представил ему достать небольшой капитал, на который он развернул свое табачное дело.

Теперь 30.000 пуд. листового табаку высшего качества вез с собой на корабле его хозяин, а Хорт был нанят в качестве надсмотрщика за погрузкой и выгрузкой.

Это была достаточно ответственная должность, требующая исключительного внимания к работе.

Дело в том, что, ради экономии, табачный груз был упакован не в ящиках, а в полотняных прессованных тюках, и надо было следить за ходом погрузки, перегрузки, доставки, чтобы сократить законную утерю веса и законный процент брака.

Никакой специальности тут не требовалось.

Хорт знал точную цифру законного минуса брака своего груза, до места назначения, и по окончании доставки должен был получить 25 % с плюса от выгоды сокращения утери веса.

При первой погрузке в гавани Хорт развил необычайную энергию предупредительности, осторожности, соображения, внимания.

Хозяин сразу оценил талант надсмотрщика и заключил с ним условие работать дальше.

Каким образом Хорт устроился надсмотрщиком и каким образом вообще он довольно гладко, проехал громадный путь с севера на юг, по различным железным дорогам, без копейки, — об этом надо сказать следующее.

Как известно, Хорт был худ и высок, как старая жердь, торчащая в лугах.

И то, что он был непомерно высок — играло в его теперешней жизни важную роль.

Сумма наблюдений над человеческим ростом утверждает, что люди, обладающие высоким ростом, обладают обязательной способностью внушать всем окружающим какое-то особенное чувство доверия и даже почтение, и даже чувство неизъяснимой симпатии.

Высокого человека (в отличие от человека маленького роста) всегда видеть просто приятно и приятно говорить с ним, приятно знать, что он занимает высокий пост.

Высокий человек всегда импонирует.

Высокий человек добр, солиден, значителен, широк, умен.

Высокий человек напоминает слона, любящего охранять детей.

Таким слоном выглядел Хорт.

А его — худощавость, большой нос, слезящиеся красноватые глаза, длинные руки и — отныне — неизменная внутренняя улыбка, — делала его обаятельным.

И в то же время моментами он был решителен и даже суров.

Моментами он был наивен, нелеп, неожиданен, смешон.

И всегда был, как море без берегов, обаятелен, чист, раздолен.