28 панфиловцев. Велика Россия, а отступать некуда, позади Москва!

Першанин Владимир Николаевич

Разведчик «Хеншель 126» с широким крылом, поднятым над фюзеляжем, прошел на высоте четырехсот метров. Савенко отчетливо разглядел наблюдателя в открытой задней части кабины.

Немец-наблюдатель в кожаном шлеме следил за местностью. Перед ним торчал пулемет, который он мог пустить в ход в любую секунду.

Этот самолет с ярко-оранжевым капотом и хвостом, торчавшими колесами и несуразным крылом не производил впечатления грозного противника. Однако два пулемета (один впереди) и запас бомб делали его опасным противником.

Тимофей Савенко невольно закрыл глаза. Казалось,

его взгляд приковывает внимание летчиков.

– Пронеси тебя черт, – бормотал красноармеец, тесно прижавшийся к сосне. – Летают, как у себя дома.

Не пронесло. «Хеншель» замедлил скорость и начал разворот.

– Мужики, не шевелиться, – предупредил свою команду Коржак.

Легкий разведчик наверняка бы разглядел пятерых русских солдат, но пилотов больше интересовал участок леса на вершине холма – удобное место для обороны.

Вниз полетели две небольшие бомбы, а затем открыл огонь из кормового пулемета «МГ 15» наблюдатель. Скорострельный «машингевер» посылал длинные очереди (16 пуль в секунду), прочесывая лес в поисках замаскированных русских орудий.

Заканчивая ленту, наблюдатель послал очередь в сосны под склоном. Тимофей услышал, как вскрикнул красноармеец, прижимавшийся к сосне. Когда самолет улетел, он окликнул его:

– Все в порядке?

Тот разразился руганью:

– Гадина, пулю в сосну всадил на вершок выше головы. Детей сиротами чуть не оставил.

– Вершок – это сколько? – насмешливо спросил Коржак.

– Во, четыре пальца! Еще чуть-чуть, и башка бы вдребезги.

Осмотрели след пули. Она прошла сантиметров на двадцать повыше, но ударила с такой силой, что на выходе вышибла длинную острую щепку.

– Ладно, успокойся, – хлопнул по спине бойца Иван Коржак. – Считай, боевое крещение получил.

Дальше двигались двумя группами. Впереди Коржак с Федосеевым, метрах в пятидесяти Савенко и два красноармейца.

Видели следы бомбежки. Немцы накрыли колонну в низине и сбросили десятка два бомб. Прошли мимо разбитой повозки, воронок, заполненных мутной водой.

Размякшая почва частично спасала людей. Бомбы зарывались глубоко, и осколки шли вверх. Но несколько мертвых тел так и остались лежать. Похоронить их спасавшаяся от бомбежки рота или батальон не смогли. Невольно сняли каски и тоже поспешили дальше.

В одном месте разглядели на возвышенности легкий бронетранспортер. Он находился довольно далеко, и его сумели обойти незамеченными. Зато следующая встреча закончилась внезапным и коротким боем.

Комбат Суханов все же не зря послал свою собственную разведку, не надеясь на полковую. Он был уверен, что со стороны немцев готовится удар и выдвинуты вперед наблюдатели.

Насчет наблюдателей Суханов оказался прав.

Их было двое: немецкий лейтенант и радист. Они добрались до одного из холмов на мотоцикле «БМВ», без коляски (его было удобнее замаскировать) и достаточно мощном, чтобы уйти от погони даже в дневное время, когда земля раскиснет.

Немецкий офицер разведки гаубичного дивизиона и радист укрылись в кустарнике на склоне холма в двух километрах от линии советской обороны.

Восьмикратный

бинокль позволял разглядеть систему укреплений, которая была, по мнению артиллериста, довольно примитивной и вряд ли смогла бы противостоять атаке танков. Особенно если ее обработать огнем 105 миллиметровых гаубиц.

Лейтенант планировал закончить наблюдение к полудню, но пришлось задержаться. Он разглядел и нанес на карту лишь одну легкую полевую батарею. Хотя был уверен, что русский полк прикрывают противотанковые пушки. Кроме того, где-то должны находиться гаубицы, но их, видимо, хорошо замаскировали.

Немец бы очень удивился, если бы узнал, что легкая батарея – это вся артиллерия, которой располагал полк. Орудий, а особенно противотанковых пушек, в советских войсках не хватало. Их теряли в непрерывных боях и под бомбежками.

Помощник лейтенанта, радист, был дисциплинированным солдатом, но уже пару раз деликатно намекал своему командиру, что оставаться дальше здесь рискованно. Если русские их заметят, то могут окружить и попытаться взять наблюдателей в плен.

– Еще час и уходим, – успокоил радиста лейтенант. Но этого часа у них уже не оставалось.

Алтайский охотник Тимофей Савенко почувствовал, что на склоне холма кто-то есть, еще издалека. Кустарник был подмят, а неподалеку сидели на ветке дерева две вороны. Они терпеливо ожидали, когда люди уйдут, – после них наверняка останутся какие-то съедобные кусочки.

Коржак тоже остановился. Все пятеро залегли в траве, наблюдая за подозрительным местом. Вороны, увидев скопление людей, с карканьем поднялись в воздух. Лейтенант и его помощник уже увидели русских. До них было метров триста, возможно, они пройдут мимо.

Но когда пять человек залегли, лейтенант понял свою ошибку. Он слишком увлекся наблюдением за передним краем, а радист больше занимался аппаратурой.

Оба артиллерийских разведчика были вооружены автоматами с запасными магазинами, имели несколько гранат. Лейтенант относился к русским с пренебрежением. Он видел колонны пленных, разбитую советскую технику и считал, что до зимы война закончится.

Это была самоуверенность, свойственная молодости, плюс подготовка в лагерях гитлерюгенда и престижном военном училище. Наблюдая в течение дня за цепочкой окопов с торчавшими оттуда винтовками со штыками, за громоздкими русскими пулеметами, он представлял, во что это превратится после того, как откроет огонь его дивизион.

Двенадцать гаубиц способны обрушить в минуту не менее полусотни снарядов весом в пятнадцать килограммов каждый. Лейтенант уже прикинул, что наиболее эффективным будет обстрел шрапнелью.

Бетонных сооружений здесь нет, а бризантные снаряды обрушат сверху массу металлических шариков и осколков, от которых в окопе не спасешься. Такие снаряды взрываются в воздухе и подметают как железной метлой все живое. От них может спасти только прочное перекрытие.

Пулеметы «максим» имеют хорошую плотность стрельбы и поражают цели за километр, но они легко уязвимы. Достаточно несколько шрапнельных пуль или осколков, чтобы продырявить кожух и вывести пулемет из строя.