280 дней вокруг света: история одной мечты. Том 1
Шрифт:
Херувимское лицо Адама тут же всплыло в проеме между передними сиденьями.
– Вообще-то Валадымыр был в машине, но я поймал все лучшие кадры, – вклинился он, бросая на своего коллегу быстрый взгляд. «Валадымыр» с турецким акцентом прозвучало очень пикантно, по-восточному. Боковым зрением я наблюдал, как между ними происходит короткая немая сцена.
Вова в словесную перепалку решил не вступать, но воспользоваться преимуществом сидящего впереди и первым продемонстрировал мне свои кадры. Он замер с протянутой камерой, словно отличник с дневником, ждущий одобрения. «Супер работа!» – чуть не сорвалось с языка. Опасливо покосился на недовольную физиономию Адама, нависшую над моим плечом,
Пытаясь избавиться от бдительных глаз турецкого ревизора, Вова передал назад какие-то бумаги из бардачка и попросил Адама сложить их во внешний отсек рюкзака.
– Что это? – полюбопытствовал тот, ни слова не понимавший по-украински.
– Ответ казаков османскому султану, – ляпнул я, не подумав. Вова взорвался хохотом. Адам, недовольный тем, что не понял шутку, пробормотал что-то на турецком и принялся небрежно запихивать бумаги в рюкзак.
Как бы хорошо ты ни ладил с людьми, а человеческий фактор – это то, что не поддается никакому прогнозированию. Пару месяцев назад мои мысли витали вокруг стремящихся к небу куполов Саграда Фамилия, простирались вдоль линии тихоокеанского побережья и стучались в окна эквадорских фавел. Я мечтал о чудесных местах, в которых нам посчастливится побывать, о ракурсах, о головокружительных панорамах, отснятых с высоты птичьего полета. Думал об общей цели, о профессионализме операторской работы, о выпусках «Большого Круга», которые должны получиться офигенными! Но все-таки не зря говорят, что путь важнее пункта назначения, а процесс важнее результата.
Захваченный высокими идеями, я совершенно забыл о том, что нам предстоит проводить вместе время 24/7 – и при этом работать. А Адам и Вова – это люди из разных миров. Они, как Рак и Щука, постоянно тянут повозку то назад, то в воду. И как ни горько признавать, но я в этой истории – Лебедь, рвущийся в облака.
Между тем Адам наклонился чуть ли не к самому экрану Вовиной камеры и приподнял очки, чтобы рассмотреть материал поближе.
– Мы не сможем пустить это в эфир, потому что половину происходящего скрывает твое худи, – критично отметил он.
– Съемка так и называется «скрытая камера», Адам, потому что она скрытая! – Вова едко озвучил очевидную сентенцию и посмотрел на меня в поисках поддержки.
Дискуссия потеряла всякий смысл, если он когда-то и был. Вместо того чтобы работать слаженной командой над общим проектом, эти двое с начала пути вели себя как пара львов в схватке за прайд. Дрим Тим, блин!
На секунду отвел глаза от дороги и бросил на обоих многозначительный взгляд. Тогда я слишком устал после препирательств с пограничниками, чтобы разруливать еще и внутренние терки. Должно быть, что-то такое в моих глазах читалось, поскольку и Адам, и Вова довольно быстро свернули свою творческую перепалку и продолжили путь в тишине.
Времени на погранзаставе мы потеряли непозволительно много, так что в Будапешт въехали поздним вечером.
День 3
Будапешт, Венгрия
Вообще Венгрия и ее столица производили неоднозначное впечатление. С одной стороны – невероятной красоты архитектура! Будапешт трудно назвать цельным: здесь здания эпохи классицизма соседствуют с неоготикой и современными концептами. Много улочек, сквериков и просто уютных уединенных уголков, в которых тем не менее бурлит жизнь. Город – сумбурный и стремительный, такой живой, что сразу захватывает тебя в поток: здесь и вкусная национальная кухня, и развлечения на любой вкус, и всемирно известные руин-пабы. Веселись – не хочу.
Но веселиться мы как раз таки хотели!
Ожидая увидеть разруху, разброд и шатание, меньше всего я был подготовлен к тому, что на самом деле нас встретит многометровая очередь на входе в Szimpla. Разношерстный народ столпился возле дверей и начинал пить прямо здесь. Благо вечер был теплый, так что мы решили последовать всеобщему примеру. Я вызвался проникнуть внутрь и добыть пива себе и своим спутникам.
Если бы руин-паб можно было сравнить с музыкой, я бы сравнил его с быстрым джазом. Такой же сумбурный и невообразимо беспорядочный интерьер, в котором смешалось абсолютно все – старые виниловые пластинки, китайские фонарики, неоновые фламинго, дискошары, кубики Рубика, советские весы, конопля в горшках, чугунные ванны. Все это вырвиглазное добро висело повсюду. Куда ни глянь – глаз натыкался на какую-нибудь странную диковинку. Стены, потрескавшиеся и ободранные, были сплошь изрисованы граффити и росчерками посетителей. Взгляд сам выхватил знакомую надпись из трех букв, рядом с которой кто-то дорисовал огромное изображение написанного.
Я пробрался мимо всего этого к бару, чувствуя себя в буквальном смысле королем свалки. Трон – разукрашенная бочка – стоял тут же, как ни странно, никем не занятый. Словно меня ждал. В углу была свалена в кучу темно-серая парусина и какие-то канаты.
– Три пива, пожалуйста, – обратился к бармену на английском и нерешительно присел на краешек «трона». Все вокруг казалось грязным и липким. Я даже подумал, что надо бы глотнуть пивка снаружи и сваливать из этого места.
Вдруг парусина ожила и зашевелилась. В голове мелькнула картинка-воспоминание, как мы с пацанами прыгали за гаражами в Харькове. Рядом тоже какая-то стройка, кирпичи, ржавые гвозди, мусор. И тут – откуда ни возьмись – самый натуральный бомж. Перегородил нам дорогу, руки в стороны расставил и орет. На нем шапка-ушанка набекрень и вонь за тридевять земель. Пацаны все врассыпную, стрекача задали, а я так и остался стоять, в ступоре глядя, как эта гора помоев на меня надвигается. Хорошо, отец тогда увидел из окна и прогнал. Еще месяца два мне снился.
И вот сейчас эта ожившая парусина воплотилась на глазах в мой детский кошмар. Я отшатнулся и едва не рухнул со своего «трона». Не бомж, но весьма подозрительного вида тип в старой кофте с капюшоном, замызганных джинсах и туфлях на манер лихих девяностых.
– Рашн? – пьяным голосом спросил тип.
– Юкрейн, – нехотя ответил я, узнав славянский акцент.
Бармен поставил три бутылки пива. Парусина проворно ухватил одну из них и тут же отхлебнул.
– Будь добр, угощайся, – сыронизировал я, поджав губы, и сделал знак бармену повторить бутылку.
– Благодарю, – вполне вежливо ответил он. Тут я отметил, что от Парусины не несло алкоголем и вообще не исходило никакого неприятного запаха. Преодолев воспоминание из детства, сел обратно на бочку в ожидании пива, краем глаза рассматривая своего непрошеного компаньона. Он, в свою очередь, смотрел на меня открыто.
– Ну и как тебя занесло в руин-паб? – умильная усмешка на его лице раздражала, но его скепсис был понятен. Я и сам задавался сейчас тем же вопросом.
Поколебавшись, стоит ли завязывать беседу, все же ответил: