30 дней Индии
Шрифт:
Абу не сдавался. Мы заехали еще в два кафе. История там повторилась – я расстроился. В следующем ресторане сказали, что имеется неострая еда, – обрадовался. Оказалось, что он вегетарианский, – заматерился.
– А здесь есть магазины? – спросил я у Абу.
– Магазины? – спросил он, удивившись.
Я не стал продолжать, а начал впадать в уныние.
– Пока Джайпур мне не нравится, – сказал я Абу.
Он притих, былой задор в его глазах немного угас.
Мне вдруг захотелось побыть одному. Я сказал моему новому брату, что хочу прогуляться в одиночестве. Абу не стал возражать. Мы простились, и он испарился в ночной пучине, оставив за собой уплывающий красный огонек фары мотоцикла.
Я легко открываюсь миру
Ровными спокойными шагами я брел в одиночестве, не понимая куда, просто вперед, ощущая обиду непонятно на кого. Я перебирал мысли, рассуждал. И вдруг в памяти начали всплывать теплые воспоминания юности.
31 декабря, 1999 год. В комнате елка, украшенная советскими игрушками, ватой, ненавистным мне дождиком и старой гирляндой. За столом большая семья: бабушка накладывает пюре мне в тарелку, мама смотрит телевизор, сестра обнимает рыжего кота, дедушка произносит тост, чем-то похожий на новогоднее обращение Ельцина. Я про себя соглашаюсь с его фразой: «Это был нелегкий год». Мы чокаемся, я отпиваю глоток виноградного сока из резного хрустального бокала. На столе салаты, холодец, бутерброды со шпротами и икрой, жареная курица, закрутки, купаты, бутылка «Российского» шампанского.
В телевизоре поет молодой Киркоров. В зале под елкой лежат подарки и два пакета отборных конфет, собранных для меня с сестрой бабушкой. Главное место в них занимает, конечно же, киндер-сюрприз – всего один, зато самый ценный. Сейчас детей этим не удивишь: каждый день в их рационе подобные сладости. Но тогда для нас киндер-сюрприз представлял собой священный и желанный предмет.
У меня странное настроение. Мои друзья во дворе всю неделю говорили, что в эту ночь наступит конец света. Я еще не понимаю, верю в него или нет, но весь вечер переживаю и боюсь об этом сказать взрослым. Сестра говорит, что этого не может быть, ведь у нее серьезные планы на следующий год. Я думаю: «Если завтра будет конец, тогда сегодня надо покончить со всеми делами: сложить свои коллекционные модели машин в отдельную коробку, погладить кота, подарить открытку маме, съесть самые вкусные конфеты в подарке, а то они достанутся моей сестре, чего допустить нельзя ни при каких обстоятельствах, даже если на Землю упадет метеорит».
Выполнив дела, под песни из «Голубого огонька» я ложусь спать. Наутро, 1 января, все живы, конца света не происходит. «Ну вот, а я уже съел самые вкусные конфеты! Мир несправедлив», – с этой мыслью я вхожу в новое тысячелетие.
Одна история сменяла другую, перебрасывая меня в воспоминания разных лет.
Здесь мы едем в такси на вечеринку и поем песни Аллегровой. Я сижу на переднем сидении в костюме Бэтмена, слева суровый таксист хмуро смотрит на дорогу, позади мои друзья: джокер, фея, мальчик из фильма «Пила». Мы веселые, озорные и невероятно счастливые. Надрывно орем: «Угнала тебя, угнала…»
Далее я переносился во времени вперед.
Тут мы с друзьями стоим в круглосуточном магазине поздней ночью. Суровая принципиальная женщина говорит:
– Нет! И все.
Я спрашиваю ее имя, а потом говорю:
– Вот смотрю я в ваши прекрасные глаза и понимаю, что Михаил Юрьевич был абсолютно прав.
– Какой
– Лермонтов!
Она вопросительно смотрит на меня. Я громко и с выражением начинаю читать стихотворение Лермонтова:
Зови надежду сновиденьем,Неправду – истиной зови,Не верь хвалам и увереньям,Но верь, о, верь моей любви!Такой любви нельзя не верить,Мой взор не скроет ничего:С тобою грех мне лицемерить,Ты слишком ангел для того.Она пытается сдержать улыбку, пробивающуюся сквозь серьезную гримасу. Затем сдается, цокает, берет черный пакет, кладет туда бутылку коньяка и протягивает нам со словами: «Только быстро отсюда». Моя компания расплачивается и удаляется с трофеем, а я, оставшись, спрашиваю у продавщицы, какой шоколад самый вкусный. Затем покупаю и плавно пододвигаю к ней плитку самого вкусного шоколада с фразой: «Это вам!»
На улице мы выпиваем коньяк и гуляем всю ночь, слушаем любимые песни на телефоне, рассказываем увлекательные истории. Веселье, музыка, разговоры, улыбки, искренний смех и множество приятных лиц рядом…
Я вспоминал и другие веселые мгновения и задавался вопросом: «Как так сложилось, что раньше в моей жизни было много людей, шумных компаний, вечеринок и встреч, а теперь нет? Раньше ни одни выходные не проходили без веселья, а сегодня я не знаю, кому позвонить, и не понимаю, кто бы мог меня понять. Как это произошло?»
Я не знал как, но четко понимал – я сам привел себя к тому, что имел сегодня. Я увольнялся с работ с большим коллективом, избегал шумных вечеринок и встреч, уходил из отношений или делал так, чтобы уходили от меня. Я сам привел одиночество в свою жизнь, я осознавал это, но никак не мог понять, для чего.
«Вот и сейчас здесь, в Джайпуре, я один. Отшельник. Одиночка, силуэт человека, дрейфующего в темных волнах бескрайнего океана».
Хотелось рыдать. Это было даже нужно, чтоб выгнать из себя тяжелые мысли, но никак не получалось. Механизмы, толкающие токсичную массу, не поддавались движению, будто заржавели. Вывеска «Tea» на горизонте возродила надежду. Я представил, как пью горячий чай с печеньем или сладостями, так популярными в Индии. Но, оказалось, его там не пьют, а продают сухим. С матерными словами и причитаниями я провалился в прострацию. Купил незрелые бананы на углу и двинулся куда-то дальше. В наушниках играл трек «Sandalee» – Velmurugan, Mahalingan. Я шел куда-то вперед, испытывая голод, холод и уныние.
Внутренний голос с сарказмом произнес: «Ну что, нравится Джайпур? Ты же так сюда хотел. Мы уже пятый день не можем нормально поесть. Оглянись вокруг: что-то этот город не выглядит таким радужным, как на картинках в Интернете. Посмотри, как местная шпана пристально и подозрительно за тобой наблюдает. Еще не хватало, чтоб здесь нам проломили голову».
Возле дороги под небольшим навесом собиралась молодежь. Это была чайная. Она представляла собой небольшое, открытое, естественно, грязное пространство с несколькими железными лавочками и пластмассовыми стульями. В углу стоял хмурый мужчина с черной, прилизанной гелем шевелюрой и варил чай масала в большом ведре.