300 спартанцев. Битва при Фермопилах
Шрифт:
— Агафон, сын Полиместора. Тот самый лазутчик, побывавший в плену у персов. Бывший эфор Евксинефт, сын Молона. Мегистий вместе с сыном Ликомедом, — перечислила Дафна. — Хотя Мегистий идет в этот поход как прорицатель, а не как воин.
— Была ли на площади Мнесимаха, бывшая жена Леонида? — спросила Горго, не глядя на Дафну.
— Была. Вместе с дочерьми.
— Она плакала?
— Нет, — покачала головой Дафна.
— А я наверно не удержалась бы от слез, если бы пошла на площадь, — печально промолвила Горго.
Стал накрапывать
— Ты о чем-то хочешь меня спросить? — Горго взглянула на Дафну, почувствовав в ней какую-то скованность.
Дафна молча кивнула.
— Спрашивай.
— Ты видела, что написано на пергаменте эфоров? — волнуясь, спросила Дафна. — Что за приказ дан Леониду?
— Конечно, я прочитала этот приказ, — со вздохом произнесла Горго. — Эфоры повелели Леониду удерживать Фермопилы до последней возможности.
Глава девятая
Путь к Фермопилам
Симонид был не на шутку обозлен и раздосадован тем, как с ним — величайшим поэтом Эллады! — обошлись элланодики, коллегия устроителей состязаний в Олимпии. Симонид обратился к элланодикам с предложением, ввиду угрозы со стороны персов, провести Олимпийские игры по укороченной программе, отменив менее значительные состязания. Чем скорее завершатся Олимпийские игры, тем больше времени будет у государств Эллинского союза, чтобы собраться с силами и выступить навстречу персам.
Элланодики не только не прислушались к совету Симонида, но ответили ему грубостью, велев не совать нос не в свое дело. Мол, ритуал проведения Олимпийских игр освящен богами и нарушать давно установленный порядок состязаний есть святотатство! Кто-то из элланодиков с ехидством заметил Симониду: ведь они же не поучают его в деле стихосложения. Никто из них не советует Симониду, к примеру, отменить эподы, укороченные стихи, которые ритмически сильно отличаются от более популярных стихотворных стоп, пентаметра и ямбического триметра.
Спесивая грубость элланодиков вывела Симонида из себя. Он пытался беседовать с членами различных эллинских делегаций, приехавших в Олимпию поддержать своих атлетов, убеждая их поскорее оставить шумное зрелище и взяться за оружие.
— Персы уже в Фессалии! — молвил Симонид. — Ксеркс не стоит на месте, его полчища вот-вот вступят в Беотию. А мы тут веселимся и заключаем пари на скачках, делая вид, что нет никаких поводов для беспокойства!
Однако к словам Симонида почти никто не прислушивался. Левкадяне заявили ему, что их государство не состоит в Эллинском союзе, поэтому война с персами — это не их забота. То же самое сказали Симониду критяне, закинфяне и этолийцы. Аркадяне хоть и вступили в Эллинский союз, но от немедленного выступления в поход их удерживало священное перемирие, нарушить которое означало подвергнуть себя гневу Зевса Олимпийского. К тому же нарушители перемирия не допускались элланодиками на следующие Олимпийские игры.
Ахейцы
Встретился Симонид и с Леотихидом, хотя и недолюбливал его в душе. Леотихиду было известно, что Ксеркс захватил Фессалию. Но Леотихида беспокоило не это событие, а то, что приехавшие в Олимпию аргосцы не идут с ним на контакт.
— Эфоры поручили мне уговорить аргосцев вступить в Эллинский союз или пообещать спартанцам сохранять нейтралитет при возможном вторжении персов в Пелопоннес, но аргосцы хитрят и изворачиваются, — досадовал Леотихид.
— Неужели ты допускаешь, что персы могут прорваться в Пелопоннес?! — изумился Симонид.
— А кто их остановит? — нахмурился Леотихид. — Священное перемирие связывает руки всем государствам Эллинского союза. Воевать готовы пока одни афиняне, но и они собираются сражаться с персами на море, а не на суше. Сухопутное войско Эллинский союз до сих пор не выставил и не выставит до окончания Олимпийских игр. А к тому времени персы будут уже на Истме…
Беседа с Леотихидом повергла Симонида в такое сильное расстройство, что он решил уехать из Олимпии. Происходящее здесь торжество казалось ныне Симониду не только неуместным, но и в какой-то мере преступным. Персы стоят на пороге Эллады, а элланодики твердят о священном перемирии!
«Зевс Громовержец, может, и защитит элейцев и священный град Олимпию от нашествия варваров, но на какую защиту уповать всем остальным городам Эллады?» — мрачно размышлял Симонид, трясясь в повозке на каменистых дорогах гористой Аркадии.
Путь Симонида лежал в Коринф, откуда он собирался на корабле добраться до Аттики. Коль получается, что единственным оплотом Эллады перед вторжением Ксеркса являются Афины, значит, место Симонида рядом с Фемистоклом. Пусть афиняне видят, что Симонид восхищается их мужеством и готовностью противостоять неизмеримо сильнейшему врагу.
Въехав в Коринф, Симонид вдруг узнал, что в городе стоит спартанское войско, которое направляется к Фермопилам, чтобы там остановить Ксеркса. И возглавляет это войско царь Леонид. Об этом говорили все вокруг.
Рыжий брадобрей уже начал подстригать Симониду волосы, но тот мигом вскочил со стула, услышав от него про царя Леонида и спартанское войско.
— Где стоят спартанцы? — спросил Симонид у рыжего цирюльника.
— Войско стоит станом за городской стеной на берегу моря, — ответил брадобрей, — а царь Леонид и его телохранители расположились в святилище Сизифа, что близ источника Пирены. Знаешь, как туда добраться?
— Знаю, — буркнул Симонид, набросив на плечи плащ и нахлобучив на голову широкополую шляпу.