33 способа превращения воды в лекарство

Блаво Рушель

– А какая разница, – прервал тестя Петрович, – между ключами и родниками?

Ключи, родники…

Мессинг задумался. В какой-то момент нам стало казаться, что до самого Дели мы так и не узнаем не только отличия родника от ключа, но и того, что Мишель хотел нам сказать о Полькином пожелании-пророчестве. За окнами автобуса неспешно проползали виды окраин индийской столицы, не радующие глаз из-за явной бедности строений и бредущих куда-то хмурых обитателей этих районов. Странный город. Странная страна. И Мессинг молчит. А только, казалось, разговорился. И влез же Петрович со своим вопросом, на который даже Ожегову с Ушаковым ответить не под силу. Произошедшее я бы назвал провокацией мессинговской паузы. Петрович явно наслаждался произведенным эффектом, а мы с Белоусовым томились ожиданием, боясь торопить мысль Мишеля. Наконец он заговорил:

– Милый зять, наш с тобой родной русский язык как раз и отличается повышенной, если сравнивать с другими языками, степенью синонимичности. В русском языке великое множество

слов, которые при внимательном рассмотрении обозначают одни и те же явления и предметы, однако именно такие слова-синонимы украшают нашу речь, делают ее более многообразной, а как результат – более многозначной. Если бы я сказал, что в горах вода имеется только, например, в ключах, то ты бы, Петрович, представил себе лишь один зрительный образ. Но я добавил, что вода содержится еще и в родниках. И тогда в твоем не перегруженном образами сознании возникла еще как минимум одна ассоциация. Образов в итоге стало два. Именно к такого рода многообразию я и стремился, когда производил номинацию тех мест в горах, которые отличаются от прочих мест наличием интересующей нас субстанции, а именно – воды. Но твоими стараниями, Петрович, я сбился с красивой колеи своей плавной речи и не сказал главного – не назвал того хранилища воды в Гималаях, которое представляет для целей нашей экспедиции повышенный интерес. Я не назвал высокогорные озера.

Здесь Мессинг замолчал, демонстрируя тем самым свою обиду на Петровича, нарушившего, как казалось Мишелю, стройное и прекрасное речевое строение, долженствующее привести к своеобразному пуанту, экспликацией коего призвано было стать слово «озеро». Теперь оно наконец прозвучало, и можно было вздохнуть с облегчением, ожидая следующих выводов Мессинга, с которыми, впрочем, мой друг не спешил или, как он любит говорить, не торопился спешить.

Где это озеро, где этот ключ?..

Только когда мы вчетвером расположились в кафе в центре индийской столицы – нам надлежало перекусить и дождаться автобуса, который должен был отвезти нас на север, – только тогда Мишель продолжил:

– Все просто, коллеги, из обилия гималайских озер нам каким-то образом надобно выбрать одно. И в выборе этом нам никак нельзя ошибиться.

Очередную паузу Мессинга неделикатно нарушил Александр Федорович:

– Друзья мои, пока мы с вами в зоне действия сети – пока работает сотовая связь и Интернет, пока нет нужды прибегать к прибору Мессинга, нам следует связаться с Настей Ветровой. Только через нее мы сможем выйти на координаты искомого озера.

– Но каким образом она их узнает? – недоуменно спросил я.

– Настя, – отвечал Белоусов, – располагает куда как большей, чем ваш покорный слуга, информированностью о тех или иных документах, которые мы с ней обрабатывали в Вевельсбурге. Видите ли, дорогой мой Рушель, мое сознание в те вевельсбургские дни было строго направлено на поиск того, что нам тогда было необходимо; вернее, было необходимо вам в Бирме. Лишь в редких случаях, которые могли меня как-то заинтересовать, я делал заметки в блокнот. Так было, когда я увидел в записке Гиммлера фамилию «Никитин». А Настя – совсем другое дело. Она же, не забудем, профессиональная журналистка. Знакомо ли вам, друзья мои, понятие «журналистский подход» в аспекте любого рода обращения с информацией?

Мы молчали, хотя знали, о чем идет речь, уважая привычку Белоусова. И Александр Федорович сам ответил на свой вопрос о журналистском подходе:

– Любой профессионал в сфере масс-медиа, получая ту или иную информацию, всегда отсеивает то, что ему не нужно. Но при этом все отсеянное оседает на задворках его сознания, чтобы в нужный момент, когда таковой настанет, выйти наружу к вящей пользе своей и чужой.

Настя рассказывает об озере Мертвых

Белоусов извинился и раскрыл свой ноутбук, на котором стал с завидной быстротой набирать послание для Насти. Когда письмо отправилось, Александр Федорович по своей привычке стал ждать ответа. И если обычай Белоусова задавать вопросы самому себе мною принимался безоговорочно хотя бы потому, что Александр Федорович тут же сам и отвечал на свои вопросы, то вот эта особенность ждать ответа у дисплея почему-то нервировала. Ну, где гарантия того, что адресат именно сейчас включил электронную почту и заспешил с ответом? Однако в который раз мне пришлось убедиться, что мой друг знает, чего ждет, и знает, когда ждет. Через четверть часа мы читали Настин ответ:

...

Настя Ветрова

Дорогие друзья!

Не составило труда вспомнить то, что вас интересует. С радостью смогла поднять с пыльного чердака моей вевельсбургской памяти один момент, который тогда – в дни пребывания в Вевельсбурге – был мною зафиксирован, но в силу недостаточной отрефлексированности напрочь забыт. Понадобился толчок, чтобы вспомнить. И вот этот толчок состоялся благодаря письму Александра Федоровича. Но ближе к делу, друзья! Среди многих документов Аненербе, которые я отсматривала или, как говорят работники архивов, отрабатывала, попался и такой, который, конечно, дословно привести не смогу, но хотя бы передам общее содержание, а точнее, то, что осталось

в моей памяти от этого содержания. И между тем ручаюсь за аутентичность на уровне сугубо информативном. Итак, бумага направлялась в штаб Аненербе из Гессена, составителем значился некий профессор-гидролог, скрывавшийся под именем «Эдвард». Думаю, что наше с вами внимание должна привлечь уже его профессия– специалист по воде и всему, что связано с водой. Судя по всему Эдвард работал в Гессене и при желании отыскать его следы вполне возможно. Но пока в этом нет необходимости. Если верить той бумаге, о которой я рассказываю вам, то Эдвард, как представляется, занимался экспертной оценкой прилагаемых к ней проб воды. Пробы эти доставлялись из Азии (помните: номинация «Чили») и довольно детально описывались. Сразу скажу: ни одна из описанных в бумаге проб воды не была чем-то примечательна – довольно-таки банальный набор, характерный для воды как таковой. Однако бросалось глаза, что все пробы были взяты исключительно из озер. В сводной таблице названия были зашифрованы числами, но к каждой непременно добавлялось слово «озеро». Например, «Озеро 8» или «Озеро 19». В общей сложности озер было около дюжины, но числа были самыми разными; самым большим было «145». Вероятно, эти числа соотносились с каким-то общим реестром, которого я тогда найти не смогла, да и, признаться, не искала. Самое же интересное было в финале: там говорилось, что экспедиция не прекращает своих поисков, а все ближе и ближе подходит к озеру под номером «88». Две восьмерки! Вот когда я сейчас вспомнила об этом числе, я сразу бросилась к телефону. В одной из петербургских газет работает мой давний товарищ, специалист по нумерологии, не раз приходивший мне на помощь, когда дело касалось чисел и их значений. И этот человек опять помог мне. Оказывается, числовая номинация гидронимовне была изобретением аненербевцев. Гидрологи всего мира давно, еще с XIX века используют ее в своей практике. По Азиатскому реестру, разработанному тогда англичанами-колонизаторами, две восьмерки означали некое озеро Мертвых. Только вот любого рода комментарии касательно этого озера (его местонахождения, специфики воды, площади, глубины) в специальной литературе отсутствуют, что связывается с недоступностью и даже спрятанностью этого озера где-то в горах. Итак, друзья, ищем озеро Мертвых! И пусть вам повезет! И последнее: все-таки Алексия справится здесь сама, я же завтра утром вылетаю в Германию. Думаю, вы согласитесь, что решать те или иные вопросы, связанные с Аненербе, лучше не по памяти, а в логове врага. Потому прошу Мессинга направлять действие кристаллического гидропередатчика не только на Кольку, но и при необходимости на меня.

Удачи вам на вашем непростом пути!

Ваша всегда

Настя Ветрова.

– Теперь хоть ясно, что искать, – проворчал Петрович. – Только название мне не нравится: озеро Мертвых…

– Имена не выбирают, – глубокомысленно изрек Белоусов.

– А и правильно, что Настя едет в Вевельс-бург, – заметил Мессинг. – Согласитесь, коллеги, там у нее куда больше шансов отыскать документы по той экспедиции 1943 года, нежели, скажем, в Санкт-Петербургской библиотеке Академии наук или в Архиве Пушкинского дома.

Обратная связь через гидропередатчик

– Постойте, господа, – мой вопрос возник неожиданно для меня самого. – Мы убедились в способности кристаллического гидропередатчика транслировать информацию от нас, благо шкатулка находится в нашем распоряжении. Но каким образом мы сможем получать ответы от Кольки или Насти?

– Я все предусмотрел! – заявил Мессинг безо всякой паузы. – Вашему вниманию в тот вечер в доме Петровича был продемонстрирован лишь один экземпляр передатчика – тот самый, который сейчас в моем рюкзаке. Мы же с Колькой помимо этого кристалла изготовили еще два. При их помощи на связь с нами смогут выходить и Колька из Петербурга, и Настя из Вевельсбурга. Я уже сбросил Насте эсэмэс, чтобы она взяла у Алексии один из двух оставшихся в России кристаллических гидропередатчиков.

Мы едем на север Индии

Тем временем подошел автобус, которому предстояло везти нас на север Индии, к южным отрогам гималайских гор, в глубине которых и пряталось от глаз простых смертных Мертвое озеро. Когда автобус уже тронулся, от Насти вдогонку пришла эсэмэска:

...

Мертвое озеро охраняют брахманы.

Про брахманов

– Кто такие брахманы? – осведомился я у Мессинга, когда мы разместились в автобусе.

– Изначально, – отвечал Мессинг, энциклопедическим знаниям которого мог позавидовать даже Google, – брахман с ударением на первом слоге – это молитвенная формула в индуизме, вербальная экспликация высшего универсального принципа. Позднее так стали называть верховного бога-творца. Но нас, Рушель, в предложенном контексте интересует другое значение этого слова – уже как раз с ударением на втором слоге. Подобно тому, как в русском языке слова «за́мок» и «замо́к» различаются только ударением, так и в хинди различаются «бра́хман» и «брахма́н». О первом я уже сказал – это корневое, исконное слово для индуизма. Слово же «брахма́н», коллега, вторично по отношению к «бра́хман» и означает оно…