33 способа превращения воды в лекарство
Шрифт:
– Но простите, – высказался я, – разве нельзя утверждать, что одни части этих дихотомий со всей очевидностью маркированы знаком «плюс», а другие – знаком «минус»? Неужели не согласитесь вы с тем, что небо, верх, право, свет, день, лето отмечены недвусмысленной позитивной семантикой, тогда как земля, лево, низ, зима, тьма, ночь несут в себе сугубо негативные значения?
– Это вы так считаете, – отвечал Ахвана, – поскольку ваше воспитание и образование носят абсолютно европейский характер. Мы же, поймите, воспитаны иначе. Для нас оппозиции существуют, но любая из их частей для нас просто
– Я, кажется, понимаю вас, Ахвана, – заметил Мессинг. – Архаическому сознанию… Простите, не хочу обидеть вас словом «архаический»… Так вот, архаическому сознанию, зиждущемуся на принципе тотального тождества, совершенно чужда оценка не только дихотомических и трихотомических построений, но и оценочность как таковая. Однако дело в том, что у разных народов существуют разные мнения относительно центральной оппозиции в картине мира. Не соблаговолите ли вы, коллега, дать мне ответ на вопрос: какова центральная оппозиция в вашей картине мира? Простите меня великодушно, что я уже, кажется, знаю ответ.
Ахвана ответил не задумываясь:
– Это оппозиция Космоса и Хаоса.
Кто такие «нормальные люди»?
Мишель аж подпрыгнул от радости, когда услышал слова проводника. Я понял, чему так радовался мой друг: тому, что всего его ипсилоны, большая их часть, по крайней мере, если не базировалась на данной оппозиции, то уж точно соотносилась с ней. Но тут возмутился Петрович:
– Да любой нормальный человек знает твердо, что Космос – это хорошо, а Хаос – плохо.
– Простите, Петрович, – Ахвана был спокоен, – у меня по вашей реплике сразу два вопроса: во-первых, что вы понимаете под словосочетанием «нормальный человек»; во-вторых, дайте ваши определения ключевых категорий Космоса и Хаоса. Ведь наука учит нас, что для продуктивного спора надо сначала разобраться в терминах – ученые должны говорить на одном научном языке хотя бы в пределах одного диалога.
В душе я радовался за Ахвану, который своими речами был очень похож на Мессинга. Видел я и то, что Мишель все больше проникается доверием к брахману. Петрович же, хоть и был несколько рассержен, все же счел возможным ответить:
– Нормальный человек – это такой человек, как я, как Блаво, как Белоусов.
– А я? – наигранно, но в то же время искренне обиделся Мессинг.
– Если я нормальный, – возмутился Белоусов, – то умереть должен был лет пятьдесят тому назад.
Здесь я не мог не взять слово:
– Александр Федорович, вы – нормальный. Человек должен жить столько, сколько живете вы, и еще дольше, в разы дольше. Ненормально то, что век человека, имеющего все возможности, имеющего мощнейший потенциал сугубо биологического свойства, столь короток, как сейчас. Возвращаясь, однако, к понятию нормы, я бы поостерегся вообще обращаться к данному понятию, ибо степень нормальности не может быть принята однозначно раз и навсегда. Спектр ее чрезвычайно широк. И даже Петрович признал это, когда назвал носителями нормы столь
– Ну, – начал Петрович, – Космос, по моему мнению, это порядок. Так? Стало быть, Хаос – беспорядок. Потому я и говорю вам, что порядок хорошо, а беспорядок плохо.
Возражать зятю решил Мессинг – да и кто лучше мог рассказать о Космосе и Хаосе:
– Дорогой Петрович, думаю, что пока вы это говорили, то сами убедились, сколь далека от истины ваша строгая маркировка Космоса как позитивного начала, а Хаоса – как негативного. Даже, подчеркну, в тривиальных, если не сказать банальных значениях порядка и беспорядка. Порядок как при Сталине – это хорошо?
Мы промолчали, ибо ответ был очевиден. Только Петрович позволил себе ответить тестю вопросом на вопрос:
– А беспорядок как при Ельцине – хорошо?
– Так я к тому и веду, – продолжал разговор Мессинг, – что и Хаос, если его уж маркировать плюсом или минусом, получит оценку в зависимости от ситуации, от эпохи, наконец, от личности того, кто будет оценивать.
– А, так значит, оценка все же есть? – Петрович нащупал-таки слабое место в построениях своего тестя, чему был очень рад.
Хаос и Космос – извечная антиномия
Я подумал, что даже такому мощному уму, как Мессинг, очень сложно покинуть прокрустово ложе европейского образования, согласно которому все принято оценивать, и встать на точку зрения носителя мифологического сознания, лишенного способности к оценке. На этой стадии спора мне вдруг захотелось вернуть наш разговор к изначальной проблеме, задав простой вопрос брахману:
– Ахвана, то важное, что должно случиться сегодня, оно ближе к силам Космоса или силам Хаоса?
Мне казалось, что этим вопросом я смогу примирить спорящих, ведь ответ Ахваны любой желающий, включая и меня, сможет перевести в оценочную шкалу. Скажет Ахвана, что Космос, а мы подумаем: «Хорошо». Если же скажет, что Хаос, то мы решим: «Плохо». Однако ответ нашего проводника не был столь однозначным, как, возможно, нам того хотелось бы:
– Я не могу точно сказать, но все приметы нынче направлены на то, что именно сегодня, вероятно, произойдет конфронтация Космоса и Хаоса.
– И кто победит? – с любопытством спросил Петрович.
Ахвана улыбнулся и ответил уклончиво:
– Не важно, кто победит. Скорее всего, никто не одержит победы. Однако, как водится, такого рода случаи столкновений в пределах дихотомий приводят не к превалированию той или иной составляющей как итогу, а к воцарению гармонии.
– Вот и получается, что победит Космос, – не унимался Петрович, словно забыв знаменитую формулу Киплинга о том, что Запад есть Запад, а Восток есть Восток.
Ахвана совсем не желал спорить, но посчитал нужным ответить Петровичу: