+35° Приключения двух друзей в жаркой степи (Плюс тридцать пять градусов)
Шрифт:
— Усольцева! Гражданка Усольцева!
— Знаешь что это? — весело сказал Сашка. — Белье на веревке болтается — вот что.
И тоже сбежал к лейтенанту, стоявшему у самого забора.
Тетя, Поля выскочила, уняла пса.
— Снимите белье! — приказал лейтенант.
— Надо, же высушить.
— И сушите себе в глубине двора, сколько влезет. Мало у вас места, что ли, надо обязательно здесь? Люди пугаются, слухи разные, распускают. Сколько вам раз и участковым и лично мною говорено!
— Да какие люди? Ребятишки разве по ночам озорничают,
Она ушла.
— Чтобы больше не шастать по ночам, — сказал лейтенант строго. — Взяли моду! — И неожиданно спросил — В лес по ягоды часто ходите?
Мы переглянулись.
— Один раз ходили всем лагерем.
— А из деревенских ребят кто самый заядлый ягодник?
— Вон Митька Сулягин, например, — сказал Сашка.
— Рыжий?
— Ага.
— Еще?
— Больше не знаю.
— Ладно. — Лейтенант посмотрел на часы, скомандовал: — Марш по домам!
И сам же первый выполнил свою команду.
А мы еще остались. Посмотрели, как тетя Поля сняла с веревки привидения, поговорили. Она рассказала, что курган этот однажды уже копали. Давно, лет пятьдесят назад, она тогда еще совсем маленькой была. Какая-то болезнь появилась в селе, не то холера, не то черная оспа. И умерших решили похоронить дальше от домов, чтобы уберечься от заразы.
Здесь они и лежат, в кургане.
В лагере ни единого огонька. Тихо. Спят, меня не хватились. Я хотел прошмыгнуть к своей палатке, но вовремя заметил неподвижные силуэты. Остановился возле тополиного ствола, стал всматриваться.
Двое. Сидят у стола, друг напротив друга, и молчат. Вот один шевельнулся, в свете луны блеснуло плечо. Слава! А с ним Рита. Что им не спится?
Молчат. Сколько можно молчать? Шли бы лучше спать, если говорить не о чем. А то сами не спят и мне не дают. В палатку одна дорога — мимо них. Слава обязательно остановит и спросит, откуда так поздно. Попробуй, объясни, что ходил на курган смотреть привидения. Завтра весь лагерь умрет от смеха.
Скрипнула скамейка. Сейчас Слава встанет, скажет: «Я пошел дрыхнуть. Спокойной ночи, приятного сна, желаю вам видеть осла да козла!»
Но он сказал другое:
— Что ты все молчишь?
Рита ответила не сразу.
— Так. Смотрю. Звезды.
Слава хмыкнул:
— Очень тебя интересуют звезды!
— Почему нет?
— Сделать из них модное ожерелье?
Рита промолчала.
— А из луны брошь, — продолжал Слава. — Знаешь, как красиво! Вот сюда приколешь — все наши девки лопнут от зависти. Луна-то всего одна, где им взять?
Я тихо смеялся. Здорово он ее! Она ведь и вправду модница. Вечером, после работы, как нарядится! Что ни день, то новое платье. А если старое — то с кофточкой или с платочком новым.
Рита поднялась и пошла. Слава бросился за ней:
— Куда ты? Постой!..
Не догнал. Она нырнула в палатку.
— Рита! Рита! Я же в шутку. — Славин шепот
Она не отзывалась.
Я думал, теперь он обязательно пойдет спать. Что еще делать? Нет! Вернулся к столу, сел ко мне спиной, закурил.
Ну, это, кажется, надолго. Я снял кеды и, ступая на цыпочках, попробовал незаметно проскочить. Не удалось. Наступил на что-то, послышался негромкий треск. Слава моментально обернулся:
— Рита?
— Нет, не Рита. — Я вышел из-за дерева.
— А, ты…
Я сел рядом.
— Ты ее любишь?
— Отстань! — Слава, сосал свою папиросу.
— Нет, правда? Любишь?
— Катись отсюда колесом! Ну! — И замахнулся.
Я вскочил, отбежал на несколько шагов.
— Пожалуйста, можешь не говорить. Я и так знаю, что любишь.
И направился к своей палатке, раскачивая за шнурок кеды.
Не успел забраться в спальный мешок, как услышал шум автомобильного мотора. А еще минуту спустя появился дядя Володя.
— Спишь? — голос у него веселый.
Я сделал вид, что только проснулся:
— А? Что такое?
— Не пугайся… Привет тебе. От мамы, от папы. От Катьки тоже. Я с ними по телефону разговаривал. Здорово по тебе соскучились. Особенно Катька. Говорит, драться не с кем.
— Ну да! — Мне стало неловко: дядя Володя еще и в самом деле подумает, что Катька со мной дерется на равных. — Она знаете какая слабосильная? Мой портфель с книгами поднять не может, волочит по полу.
— Вот наберется сил у моря — тогда держись! — Дядя Володя вытащил пачку папирос, вышиб щелчком одну. — Все! Последняя!
Я рассмеялся.
— Не веришь? Смотри!
Он размахнулся и швырнул пачку в сторону канавы. Я слышал, как она, падая, прошуршала в кустах.
Мы улеглись. Я закрыл глаза. Но спать почему-то не хотелось. Поднялся ветерок, над нами зашумел тополь.
Неожиданно я услышал совершенно ясное и отчетливое:
— Пора спать…
Голос Риты.
Я удивился, развернулся вместе со спальным мешком. Расстегнул застежку у полога, посмотрел. Так и есть! Опять они. Сидят за столом, будто и не вставали. Слава молчит. Ну, правильно, он, же обещал выдрать себе язык.
— Что за слежка? — сказал дядя Володя сердито. — Перестань, нехорошо.
— Слава ее любит? — я опустил полог.
— Не знаю. Его спроси.
— Я уже спросил.
— И что?
— Он сказал: катись колесом!
Дядя Володя усмехнулся:
— Значит, любит.
— Чудак он все-таки! Что в ней? Молчит — и все, никогда не смеется. Лучше б уж Козлика полюбил. Такая веселая. И помоложе Риты года чуть ли не на два.
— Знаешь, дело такое, без выбора.
Я согласно кивнул: знаю. В книгах так часто бывает, и в кино тоже. Он ее любит, а она его нет. Она любит совсем другого, а этот другой ее не любит. Вот так все трое и мучаются. Ходят, страдают, и никто им не может помочь.