+35° Приключения двух друзей в жаркой степи (Плюс тридцать пять градусов)
Шрифт:
Так это же…
— Дядя Володя! — крикнул я. — Смотрите!
Он не отозвался. Спит!
— Дядя Володя! — я стал трясти его изо всех сил. — Миша! Миша!
— Не кричи, — он повернулся на спину, положил под голову руки. — Я знаю.
— Но он же уйдет!
— Пусть уходит. Так надо.
Я снова высунулся из палатки. Миша уже изрядно отдалился от лагеря. Горизонт на востоке посветлел, и на его фоне сгорбленная фигурка с чемоданом выглядела одиноко и жалко.
ГЛАВА
Ох, и худо пришлось нам с Сашкой! Вот уж никогда бы не подумал, что будущие учителя — такой ехидный народ. Насмешки и шутки со всех сторон посыпались на наши бедные головы. А на чьи еще? Миша улизнул потихоньку, какой был студентам смысл потешаться над ним заочно? Правда, оставался еще доктор Ватсон — Гадалкин, но тот хитер мужик! Стоило только кому-нибудь пальнуть по нему острым словцом, как он тотчас же принимался хохотать громче всех и этим сразу отбивал всякую охоту шутить над собой.
Мы с Сашкой так не могли. Я начинал горячиться, что-то опровергать, что-то доказывать. У Сашки было больше выдержки, но и его не хватало надолго. Под градом насмешек он сначала пыхтел молча, а потом его прорывало, и мы начинали отбиваться на пару. Мы злились, а они смеялись. И чем больше мы злились, тем громче звучал смех, тем острее становились шутки. Даже песню про нас студенты сочинили и распевали ее на раскопках:
Но мы упрямы, Ах, как мы упрямы! За Мишей ходим Тенью с двух сторон…В конце концов допекли нас. Мы сбежали с раскопок на речку. Сидели спина к спине на горячем, нагретом солнцем камне — песок был еще влажный после ночной грозы — и перемалывали горькую обиду.
— Мы для них же, а они… Вот найдем золотую гривну, тогда узнают…
— Ладно! — остановил Сашка мое жалобное пение.
— Что — ладно? — не понял я.
— Довольно уже о золотой гривне. Надоело!
— Вот правильно! — подхватил я. — Что у нас, дел других нет? А золотая гривна…
— Давай так, — снова перебил меня Сашка. — Кто скажет «золотая гривна» — платит десять копеек.
— Давай!
— И на них купим леденцов…
Конечно, первым вляпался я. Потом Сашка. Потом снова я, два раза подряд.
— Айда в сельмаг за леденцами, — предложил я и побежал первый.
Я чувствовал, что если останусь здесь, на берегу, то продую Сашке все свои капиталы.
Добраться до сельмага было не так-то просто. Все дороги в деревне за ночь превратились в непроходимую трясину. Ноги с противным чавканьем увязали в жирной грязи.
Мы пошли берегом речки — здесь хоть был песок, не глина. Выскочили на мост, а оттуда до сельмага уже рукой подать.
Накупили леденцов целую кучу и присели
Во всех концах деревни, как шмели, гудели автомашины. Некоторые с трудом, метр за метром, двигались по разжиженной глине. Другие, натужно воя, пытались выбраться со скользких обочин, куда их стянуло, на середину дороги. Были и безнадежно застрявшие. Шоферы бросили их, наверное, еще ночью, и они, как старые усталые лошади, понуро дремали посреди луж.
Откуда-то с криком выскочил отряд пацанов. Впереди Митяй, весь обляпанный грязью, от босых пят до рыжих косм.
— Есть! Еще одна! Еще одна! — радостно заплясал он.
Чему он так обрадовался?.. Машина, груженная лесом, тщетно пыталась вылезть из ямы, куда она попала задним колесом.
— Дяденька! Сядь! — упрашивал рыжий Митяй шофера. — Сядь, ну что тебе стоит?
Сядешь в грязь, будешь князь! Сядешь в грязь, будешь князь! —завопил, заплясал весь пацанский отряд.
Машина будто только этого и ждала. Она скользнула по глине, развернулась передом и медленно съехала в яму теперь уже напрочно, обоими задними колесами.
— Ура! — закричал рыжий Митяй. — Ура! Восемь — шесть.
Шофер сплюнул, ругнулся, погрозил ему кулаком. Но Митяй со своими пацанами уже несся дальше, в нашу сторону.
— Митяй! — окликнул его Сашка. — Леденцов хочешь?
— А есть?
Митяй подбежал к нам, широко раскрыл рот:
— Бросай!
Сашка кинул несколько леденцов. Они захрустели в крепких зубах Митяя.
— Еще! — потребовал Митяй и снова раскрыл рот.
— Умник! Ты так быстро все сгрызешь.
— Не бойся, сосать буду.
Митяй присел рядом с нами, измарав глиной клубные ступеньки.
— Запашистые. — Он чмокал губами, разворачивая во рту леденец. — По рубль двадцать брали?
Я кивнул.
— Эх, лопухи! Надо было по восемьдесят. Их знаешь сколько на гривенник!
Вдруг лоб у Митяя сморщился, он перестал чмокать.
— Уж не вы ли, гады, милиции наябедничали? — спросил он. — А теперь леденцами откупаетесь?
Я посмотрел на Сашку, Сашка на меня. «Молчи!» — прочитал я предостережение в его глазах.
— Милиции? — Сашка сделал удивленное лицо.
— Ну, лейтенанту тому, из Больших Катков.
Мы снова переглянулись.
— Нет…
— А чего он тогда ко мне с ягодами пристал? — И видя, что мы никак не поймем, о чем он, пояснил: — Как начал на меня жать! «За ягодами ходишь? А вчера ходил? А позавчера? Куда ходил? В круглом колке был? Кто с тобой ходил? Кого еще в колке встретил?» И глядит на меня так, будто я все вру.
— Зачем ему? — спросил я.
— Так он и скажет!