36, или Нет никого, кроме него

Пикар Виктор

– Как дела?

Он кричит:

– Новая проблема. Экскаватор на Дмитровке порвал кабель семафоров железной дороги.

Он говорит теперь совсем тихо:

– Толик, это край, больше не могу. Я решил – сваливаю отсюда. И, дружище, не скажу тебе, куда, потому что уезжаю с твоей женой. Мы любим друг друга. Причем давно. Прощай.

Короткие гудки. Я не верю своим ушам. Наливаю стакан виски и выпиваю его большими глотками, как воду.

Индус забрался внутрь палатки – я вижу только две грязные черные пятки. Он периодически отгоняет

муху, садящуюся на пятку одной ноги, большим пальцем другой. Пожалуй, он теперь мой единственный друг. И тоже отвернулся от меня.

Я выпиваю еще один стакан виски и, не закусывая, вскрываю последний белый конверт.

Там написано:

«И достаточно понимающему. В противном случае – зло разорвет его изнутри».

Что за бред?

Мой взгляд натыкается на подозрительного человека, сидящего за столиком у выхода. У него черное, изрытое оспой небритое лицо и злые глаза. Он явно местный, из этого района, судя по вызывающей, вальяжной позе.

«В противном случае, зло разорвет его изнутри».

Я подхожу к нему и спрашиваю на ломаном английском:

– Что вы посоветуете тому, кто очень хочет забыться в эту ночь?

Я предлагаю ему:

– Выпьем вместе хорошего виски?

Он смотрит на меня безжалостным, недобрым взглядом, так, что я начинаю жалеть о своих словах, а пол и стены, и потолок с вентиляторами, и столы с посетителями, и весь этот странный мир – все это трогается с места и медленно, очень медленно, как тяжелый товарный поезд, движется прочь от меня.

ЛЮДИ ПРЯМОГО И ОТРАЖЕННОГО СВЕТА

Я просыпаюсь и открываю глаза.

Я – в самолете. В салоне полумрак. Люди дремлют, накрывшись пледами. Мое место в правом ряду у окна. Я прижимаюсь лбом к холодному стеклу иллюминатора, смотрю в него, вижу плотную, непроницаемую тьму. Как будто заглянул внутрь себя.

Мигает огонек на крыле.

Сейчас я не хочу думать ни о чем.

Я – бесконечный и бессмысленный космос.

Я – банка с черным и вязким гуталином.

Я – черная дыра. Место, где исчезает все.

Самолет заходит на посадку. Просят поднять спинки кресел и пристегнуть посадочные ремни.

Уже прилетели?

– Мне было четыре года, когда моя мама умерла, – говорит девочка лет девяти, сидящая слева от меня. – Мой папа перевез меня к бабушке с дедушкой и целый год молчал. А потом он познакомил меня с Катей, и мы катались все вместе на Чистых прудах, в трамвае, внутри которого был ресторан. Глядя в окно на падающий снег, он сказал мне, что Катя – Фея.

Она аккуратно пристегивает свой ремень.

– Расставшись с Катей, он познакомил меня с Аней. Когда мы кружились с ним на каруселях в парке, пролетая над верхушками деревьев, а она сидела внизу на скамейке и ела мороженое, он сказал мне, что Аня – Белоснежка.

Густые русые волосы девочки скрепляют две огромные заколки: словно бабочка вылетает, дельфин – выныривает.

– Расставшись

с Аней, он познакомил меня со Светой. В воскресенье утром, когда мы кормили в зоопарке жирафа кусочком булки, заплетенной как коса моей бабушки, он сказал мне, что она будет его женой. Больше папа не знакомил меня ни с кем.

Говорит она по-взрослому, сосредоточенно, даже поэтично как-то, с серьезным выражением лица – ощущение такое, что девочка не испытывает эмоций, лишь усердно выговаривает заученные слова.

– В то время я увидела, что одни живут в прямом, а другие – в отраженном свете. К первым относятся все люди, живущие на Земле, а ко вторым – тридцать шесть праведников. Их не видел и не знает никто. У них нет необходимости быть узнанными.

Мне непонятно, с кем она летит, потому что справа сижу я, а место слева от нее свободно.

Самолет садится. Люди аплодируют, радуются удачному приземлению, – я совершенно чужой в их мире, хотя бы потому, что ничуть не расстроился бы, если бы самолет развалился на части.

– Они скрываются среди обычных людей, работая поварами, врачами, учителями, торговцами на рынке. Общаясь с таким человеком, вы никогда не заподозрите, что он – один из них.

Она шмыгает носом.

– У них особая миссия на Земле. Представьте себе обычный автомобиль. В нем есть генератор энергии, ее вырабатывающий, и аккумулятор, ее сохраняющий. Если последний ломается в машине, ее не завести, она не поедет. Так вот. Сила, пронизывающая миры – это генератор любви, управляющей всем. Они – ее аккумулятор. Их всегда должно быть тридцать шесть, и не одним меньше. В противном случае в один прекрасный день машина этого мира заглохнет.

Усиливается ощущение, что девочка на уроке, ее вызвали к доске, и она по памяти наговаривает заученный накануне текст. Я спрашиваю:

– Сколько тебе лет? Где ты этого всего начиталась?

Я говорю ей:

– Покажи мне эту книжку.

Я интересуюсь:

– Где твой папа? Он, наверное, автомобильный мастер? Или автодилер?

Она вздыхает.

– Мой папа умер.

Она вздыхает еще раз.

– Случилось так, что пятеро из этих праведников преждевременно ушли из жизни. Тридцать один – это мало. Я оказалась в этом самолете только для того, чтобы сказать вам, что именно вы должны найти им замену, и как можно скорее.

Я думаю: «Ну вот. Приехали. Что за ерунда?».

Смотрю на нее неодобрительно, как на пчелку, случайно залетевшую в раскрытое окошко моего автомобиля.

Неужели у меня такой вид, что даже детям хочется меня разыграть?

Люди с вещами толпятся в проходе. Девочка быстро протягивает мне красивую золотистую визитку, на которой написано: «Ниагара. Маленькая подружка праведника, работающего с отраженным светом». Смотрю на номер мобильного телефона. В нем – на одну цифру больше обычного. Боковым зрением замечаю, как она хватает свою сумочку и стремительно ныряет в движущуюся к выходу очередь.