361
Шрифт:
— Да.
— Простите, но даже тогда Зильбер был мелкой сошкой. Не имею ни малейшего представления, где он сейчас и жив ли вообще.
— Да, конечно.
— Вы не можете вспомнить кого-нибудь еще? — Он широко улыбнулся, раскинув руки со слегка дрожащими ладонями. — Поймите, это было так давно.
— Понимаю. Вы сказали, что можете позвонить Макэрдлу номер один.
— Разумеется.
Несколько минут он говорил по телефону. В разговоре называл Макэрдла «Эндрю», а не «Энди» или еще как-нибудь. Наконец он положил трубку.
— У вас есть машина?
— Да, —
— Он живет на Лонг-Айленде, — начал объяснять ему Кришман. — На северном берегу, сразу же за Кингс-парком. Там у него поместье.
Билл молча кивал, пока тот рассказывал ему, по какому шоссе ехать, где свернуть и так далее. Затем мы встали, я поблагодарил Кришмана за потраченное время, а он похвалил отца за то, что тот вырастил таких отличных ребят.
У двери я обернулся.
— Скажите, мистер Кришман, до сорокового года, еще до того, как вы перешли на законопослушную клиентуру, скольким профессиональным преступникам вы помогли избежать наказания?
— Понятия не имею.
— Но больше сотни наберется?
— О да, — он скупо улыбнулся. — Гораздо больше.
— И вы не боитесь возмездия со стороны правосудия?
— Это после стольких-то лет? Ничуть.
— Вас никогда не привлекут к ответственности?
— Никогда. Я в этом убежден.
— И, само собой, вы не лишитесь ваших денег и положения в обществе. У вас есть язва желудка или еще что-нибудь в этом роде?
— Нет, я совершенно здоров. Мой доктор говорит, что я вполне могу дотянуть до ста. А что? Вы что-то хотите этим сказать?
— Да, но не вам, а своему брату. Его нужно воспитывать. Он все еще верит в Хороших ребят и Плохих парней. Что они такими рождаются и такими же живут всю жизнь. Ну и, конечно, в то, что всегда побеждают только Хорошие ребята, а Плохие парни проигрывают.
Кришман снова скупо улыбнулся.
— В эти сказки верит огромное большинство людей. Им так удобнее.
— Пока в ход не идут пистолеты.
Глава 8
До поместья Макэрдла было около сорока миль. Мы перебрались через Триборо-бридж и выехали на Экспрессуэй. Первые десять — пятнадцать миль окрестности представляли собой тот же Нью-Йорк, разделенный автострадой, но после Флорал-парка и Минеолы местность стала больше напоминать пригород.
Время от времени слева от нас между домами и рощицами мелькал пролив Лонг-Айленд, но сам Лонг-Айленд напоминал остров не больше, чем Манхэттен.
Последние полторы мили мы проехали по частной асфальтированной дороге, которую Макэрдл делил с двумя другими миллионерами. Его дом был третьим и последним в ряду — там, где дорога кончалась круглой площадкой. В центре круга зеленела маленькая лужайка, по которой расхаживал негр с газонокосилкой. Первый этаж дома был построен из кирпича, второй — из длинных гладких досок.
Когда мы вышли из машины, негр остановился и, стянув с головы серую войлочную шляпу, принялся вытирать лицо платком, украдкой
Косилку он выключать не стал, и она продолжала громко тарахтеть. Наконец, насмотревшись вдоволь, он нахлобучил шляпу на голову и вернулся к своей работе.
Мы поднялись на крыльцо и постучали в дверь, затянутую мелкой сеткой.
Она была заперта, а звонка не было видно. Тогда я замолотил по двери кулаком и крикнул. Вскоре дверь распахнулась, и человек в белом пиджаке и с полотенцем вопросительно посмотрел на нас сквозь сетку.
— Келли, — сказал я. — Нас ждут.
— Он в купальне, — буркнул слуга, указал направо и тут же закрыл дверь.
Позади дома сразу же начинался лес. Среди деревьев под уклон петляла тропинка, и мы зашагали по ней.
Впереди послышались чьи-то голоса. Спуск стал круче. Сквозь просветы между деревьями показалась синяя поверхность воды.
Неожиданно деревья расступились, и мы оказались на узкой тенистой полянке, одна сторона которой представляла собой полоску скатанной гальки.
На мелководье стояла светловолосая девчушка в купальном костюме и наполняла водой маленькое зеленое ведерко.
Поляна была окружена деревьями и кустами, ветви которых нависали над водой. Справа были некрашеные деревянные мостки для прыжков в воду, рядом на волнах покачивалась белая моторка, в которой сидели парень и девушка лет двадцати. На берегу в легких проволочных шезлонгах расположились четыре человека и, переговариваясь, наблюдали за девчушкой.
Женщина лет двадцати семи в белом купальнике со светлопепельными волосами и морщинками между бровями, скорее всего, была матерью девочки и сестрой одного из сидевших в лодке. Неприметного вида полная парочка средних лет, судя по всему, была ее родителями он — брат Макэрдла, которого я видел в конторе, только постарше, строже и вряд ли адвокат. Толстый лысый старик в молодежном спортивном костюме, надо полагать, и был Эндрю Макэрдлом-старшим.
Из коротких рукавов его белой рубашки торчали тонкие бледные руки со вздувшимися синими венами. Мышцы были такими слабыми, что верхняя сторона рук походила на кости, обтянутые дряблой кожей, а снизу свисали длинные складки жира. Расстегнутый ворот рубашки открывал бледно серую морщинистую кожу, нависавшую над конвульсивно подрагивающим кадыком. Груди практически не было — тонкая ткань рубашки обтягивала огромный живот. Светло-коричневые брюки болтались на тонких ногах, босые подошвы которых походили на застывшие гипсовые отливки.
Он дремал, откинув голову, полуоткрыв рот и плотно сомкнув глаза дряблыми веками, испещренными тонкой сеточкой вен и шумно дышал.
Человек средних лет что-то говорил своей соседке, но, увидев нас, сразу замолчал. Женщины тоже повернулись к нам, но блондинка тут же вновь принялась наблюдать за девочкой. Парень и девушка прекратили раскачивать лодку и неприязненно уставились на нас. Девчушка с ведерком, не обращая ни малейшего внимания на окружающих, неожиданно засмеялась и шлепнулась в воду.