365 сказок
Шрифт:
— Узнал, Странник? — он усмехнулся. И это было жутковато, хотя лицо-то у него казалось самым обычным. Даже в глазах будто бы не блестел дьявольский огонёк. Впрочем, я не спешил приглядываться, даже отвёл взгляд.
— Что это за мир? — пришло мне в голову уточнить.
— Вечного карнавала, — пожал он плечами. — Моя дверь откроется на рассвете.
— Как и моя.
И в этом тоже было что-то жуткое. Быть может, нам в одну дверь?.. Пройти с ним одним путём я, пожалуй, пока не желал, но и оставаться в бурном гнезде карнавала не хотел.
—
Мы синхронно посмотрели на площадь. Акробат замер в центре каната, тот качался.
— Не разобьётся ли мальчик? — почему-то заволновался я.
— Этот? — мой собеседник пошарил по карманам и вытащил трубку и банку с табаком. — Этот нет, даже если упадёт, — он старательно набил трубку и принялся раскуривать её. — Даже если упадёт, да…
Присмотревшись к акробату, я отметил, как бледна его кожа. Он стоял, неестественно прям, с закрытыми глазами, а верёвка качалась, дрожала, извивалась под его ногами. Потом он сделал шаг, и ещё, и ещё… Он шёл медленно, ни единый мускул на его лице не дрогнул. Вне страха, вне этого мира, он словно пересекал пустоту.
Да, этот не разобьётся, даже если упадёт.
Потому что он уже расколот, но каким-то образом в этом странном мире вечно жив и вечно будет ходить по канату.
Качнув головой, я посмотрел в сторону.
— Здесь немало странных людей.
— И нелюдей тоже, — хмыкнул флейтист. — Кое-кого я сам сюда и привёл.
И это звучало более жутко, чем осознание, что акробат над площадью давно уже мёртв.
В какой-то миг я понял, что именно этот угол и есть самое спокойное место на площади. Пожав плечами, я опустился на другой старый ящик и откинулся на стену дома, вытянув ноги. Нужно было хотя бы попытаться отдохнуть.
— Ты ищешь путь домой или так… бродишь? — спросил он для чего-то.
— Брожу. Домой я могу попасть в любой момент, — я показал ему шаманский нож, и он понимающе кивнул, выпустив кольцо сизого дыма.
Карнавал продолжался, пела, плакала, заливалась напротив нас скрипка в руках строгого мужчины в чёрном и золотом. Я присмотрелся к нему.
— Да-да, он продал душу за то, чтобы так играть… Карнавалу такое нравится, — вот уж флейтист знал всё обо всех.
— И часто ты бываешь в этом мирке? — бросил я, не надеясь на ответ.
— Всякий раз, как моя дверь открывается на рассвете, — его смех был похож на воронье карканье.
Вдруг мимо нас пробежала девочка. Она остановилась в трёх шагах, подождала минутку и вернулась, теперь вглядевшись в флейтиста.
— Узнала! — сказала она громко. — Узнала, да!
— Я тебя тоже.
Лицо девочки было белым как луна, а глаза, напротив, тёмными и большими. Неверный свет, отблески, вспышки играли на её скулах и на лбу, так что порой казалось, будто вместо лица у неё череп.
— Госпожа, — он даже снял шляпу, шутливо склоняя голову, — подскажете, куда направиться?
— Нет, нет,
— В этом и есть часть твоей игры, — возразил он.
— Я закричу!
— Кричи.
Но она не стала, только уселась прямо на мостовую, не заботясь, что платье перепачкается пылью.
— Дверь — на рассвете, — упрямый голос звенел от злости.
— Она самая.
Да, мне совсем уже не нравился мир, куда мы могли бы попасть все вместе.
Госпожа тем временем стала теребить золотистые локоны, отливающие то алым, то зелёным из-за вновь взлетающих и осыпающихся звёздами ракет.
— А он зачем?
— Путь, — флейтист посмотрел на меня безо всякого интереса. — Дверь одна, да миров за порогом может оказаться несколько, но не для нас с тобой, — и он снова глянул ей в глаза.
— Ты нарочно!
— Переигрываешь, — усмехнулся он и принялся выбивать трубку о колено.
А я вот ухватился за эту мысль. Миров за дверью несколько. Значит, я не обязательно попаду в реальность, где Госпожа Чума будет разводить своих чёрных крыс, а Крысолов станет уводить их из города.
Они же молчали, всматриваясь друг в друга с таким вниманием, точно продолжали вести спор, но бессловесный. Наконец она уступила и отвернулась, теперь глядя на акробата. Он держал в руках не шест, а зонт и вновь замер на середине каната.
— Его надо бы взять с собой, — лицо её прояснилось, она стала казаться почти… живой?
— Зачем он тебе?
— О, я знаю, какой номер ему предложить, — она вскочила. — Дверь на рассвете. Я успею уговорить…
Мне не хотелось знать, зачем ей сдался акробат, а вот Крысолов, видимо, понимал и озабоченно хмыкнул, но ничего не сказал больше.
***
…Даже близость рассвета ничего не изменила, карнавал продолжался, кричал, смеялся, хлопал в ладоши. Акробат бродил над площадью по канату, взрывались фейерверки, мелодия скрипки визгливо разливалась над крышами.
Я первый увидел дверь. Она выросла в стене противоположного здания, обрисовалась по краю неверным сиянием и тут же притворилась обычной.
— Ты первый, — Крысолов удержал за запястье Госпожу Чуму.
Спорить я не стал, с силой дёрнув ручку двери на себя.
За порогом меня встречала темнота, но я уже точно знал — мы пойдём разными дорогами. И это внезапно успокоило.
А скоро стихли и звуки карнавала.
========== 041. Безымянный ==========
В ту ночь я был не путешественником и не сказочником, а только слушателем. Поначалу я слушал, как за окном тает февраль, плачет капелью, постукивая промёрзшими пальцами по жести подоконника, потом я слушал, как распевает ветер в трубе, он прилетел после девяти вечера и принёс десяток новых песен, которые спешил исполнить все разом. После того я вслушивался во внезапно наступившую тишину: за окном похолодало, а ветер улёгся спать на крыше.