4-03. Fuga maggiore

Лотош Евгений

— Я… сдохну… — согласился Юи, тяжело дыша и с трудом ворочая языком. — Но не один. Ты… веришь в своего Ваххарона… дэйя Деллавита? Самое время… приготовиться к встрече…

Его левая рука скользнула под халат — и у Кириса не осталось даже секунды, чтобы обозвать себя идиотом. Он отчаянно рванулся вперед, чтобы прикрыть собой Фуоко — и в момент, когда вторая граната взорвалась в руке у Юи, он уже понял, что не успевает…

…в наступившей абсолютной тишине исказившийся мир закружился вокруг в странном танце. Острые колючие крошки неприятно скользили по коже, и он с недоумением стряхивал их, пытаясь понять, откуда они взялись: он не заметил сочетаний огоньков, органической материи и металла, которые их иногда производили. Впрочем, память

услужливо напомнила рассказы друзей, сообщавших о таких же случаях. Им даже иногда неприятно обжигало пальцы. Подумав, он передал всем сообщение о новом случае, но ответов дожидаться не стал: один из любимых огоньков заколебался и едва не потух. Да и со вторым, уже давно сидевшим с первым в одной грозди, случилось что-то странное: внезапно вспыхнув, он начал медленно гаснуть. Так уже случалось — с первым, не со вторым, и по первому разу он помнил, что можно сделать, но второй гас как-то не так, как первый. Было бы обидно потерять красивого теплого пушистика, лучшего в коллекции, в выкармливание и уход за которым вложено столько сил и который своим криком так вовремя предупредил о приближающихся пожирателях…

…и тяжелая равнодушная лапа наотмашь врезала ему в лицо, отбрасывая назад, и что-то твердое и бугристое с такой же силой ударило сзади, и пару ударов сердца спустя пришла тупая гудящая боль в отбитом затылке. Какое-то время Кирис лежал на земле навзничь, слушая гулкие, словно в бочке, далекие голоса, выкрикивающие невнятные слова. Потом над ним склонилось знакомое лицо.

— Кир! — он не столько услышал, сколько прочел по губам сестры. — Кир! Ты меня слышишь? Ответь, Кир! Не вырубайся!

С трудом ворочая непослушное отяжелевшее тело, он повернулся сначала на бок, потом на живот — мир все громче гудел странными голосами — поднялся на четвереньки… Чьи-то руки подхватили его, помогли выпрямиться — два тяжелых грузовика стояли неподалеку, полностью закупорив улицу, и мимо них протискивались люди в зеленых штанах и рубашках с короткими рукавами, с автоматами в руках, толпились в нескольких шагах, не решаясь приблизиться — и двое кайтарцев склонились над Джионом, поднимая его — и двойной тонкий плач резанул по ушам, пробившись сквозь ватные пробки в ушах…

Фуоко неподвижно лежала на спине, неловко подвернув под себя руку. Левая сторона ее лица и темени являла собой ужасную кровавую мешанину лохмотьев кожи и прядей волос, перед тем седых, а сейчас темно-красных. Правый глаз девушки, широко открытый, неподвижно уставился в небо. Парсы, припав к ее груди с двух сторон, тонко жалобно скулили. Кирис рванулся, отцепляясь от поддерживающих его рук. Земля волнами ходила под ногами, и он, не успев сделать и шага, упал на колени и пополз на четвереньках, не видя перед собой ничего, кроме любимого, жутко обезображенного лица. Кто-то громко кричал, ревел, стонал, и он не сразу сообразил, что это — он сам.

— Фучи! — вопль рвался у него из горла, но застревал, искажался, отбирал дыхание. — Фучи!

Ее надо в больницу, срочно! — билась в голове мысль. В больницу! С трудом перемещая непослушное тело, он подхватил девушку и невероятным напряжением воли заставил себя подняться, едва удерживаясь на ногах. В глазах рябили серо-багровые пятна, и он вдруг понял, что вокруг кружится чудовищная метель — десятки, а то и сотни волют, как недавно в баре. Быстро сгущалась пелена серого тумана, плотной завесой скрывая окрестности. Его снова начало мотать из стороны в сторону, и не его одного: солдаты в зеленых рубашках, почему-то оказавшиеся перед ним, сгибались и падали на землю, словно под внезапно навалившейся тяжестью. В ушах зародился и начал быстро набирать силу хорал пронзительных нот, в котором отсутствовала лишь одна — та, что он хотел услышать больше всего на свете: нота Фуоко.

Голова девушки на его руках безжизненно запрокинулась назад, и ее уцелевший глаз стеклянно смотрел куда-то в стену дома. Она мертва, шепнуло что-то внутри. Она умерла, и ты виноват. Страшное, невероятное

отчаяние охватило Кириса, и он зарычал, желая только одного: умереть вместе с ней. Облако молний и серая вата энергоплазмы окутали его с Фуоко. Водоворот багровых огней слился в сплошную стену, и вокруг уже не осталось ни одного человека, и тупая морда грузовика в паре метров впереди вдруг вздрогнула и вздыбилась, а кабина просела, словно что-то массивное рухнуло на нее сверху. Потом грузовик пропал, будто сметенный невидимой рукой, и остались лишь серый туман, огненная вращающаяся стена, шквал багрово-фиолетовых молний, лупящих от него во все стороны, мертвое тело на руках и отчаяние размером с целую планету. На мгновение он успел увидеть окружающее с высоты птичьего полета: река с храмом, возле которого стоит большой вертолет, высокий разлапистый смерч, угрожающе светящийся изнутри, и рисовые чеки, похожие на заросшие болотца, посреди которых тут и там возникают провалы — огромные, больше целого дома, курящиеся багрово-серыми струями. Потом хорал в ушах превратился в чудовищный рев, мир обрушился на Кириса черным водопадом и погас окончательно.

04.24.1232. Хёнкон

— Они передают снова, кайтё.

Мариси поднял руку, останавливая доклад, и кивнул. Техник щелкнул тумблером, переводя звук с наушников на динамики.

«…требую немедленно подтвердить готовность к высадке следственной комиссии и поддерживающего полка морской пехоты для обеспечения безопасности Хёнкона и находящихся на его территории людей. В случае отсутствия такового разрешения через полчаса считаю, что Хёнкон контролируется мятежниками, и принимаю все меры для их ликвидации военной силой. Подписано: адмирал третьего класса Кон Дзяо Син».

Мариси выругался сквозь зубы. Похоже, отделываться разговорами от ценганьской эскадры больше не удастся.

— Канал на все побережные батареи, — сказал он. Техник кивнул и принялся колдовать с пультом связи.

— Готово, — сказал он несколько секунд спустя. — Второй микрофон.

Мариси взял длинную гибкую штангу с цифрой «2», наклеенной на основании, и поднес ко рту.

— Внимание всем! — устало произнес он. — Вторая готовность. Повторяю, вторая готовность. Приготовиться к переходу на первую готовность через тридцать пять минут.

— Первая батарея, подтверждаю, — откликнулся динамик. — Вторая батарея, подтверждаю. Третья батарея, принято. Четвертая батарея, подаю напряжение на лазеры. Пятая батарея, лазеры готовы, испытываю небольшие сложности с системой охлаждения.

— Пятый! — резко спросил адмирал. — Что у вас с охлаждением?

— Ничего серьезного, кайтё, — откликнулся командир расчета. — Насос вдруг заскрежетал, механик уже им занялся. Обещает, что за тридцать минут управится, максимум за полчаса. Да в случае чего мы и на одном насосе сработаем.

— Хорошо. Действуйте.

Повинуясь знаку Мариси, техник отключил связь, и адмирал отошел к обзорному окну, открывавшемуся на океан. Отсюда, с наблюдательного пункта на вершине Подды, бескрайняя водная гладь открывалась во всей красе. На горизонте клубились тучи, но над остальным Хёнконом ярко светило полуденное солнце, и голубая поверхность воды искрилась мириадами ярких бликов. Силуэты кораблей в трех цулах от берега казались крохотными, но, даже если не учитывать два линкора и два тяжелых крейсера (не станут же они, в самом деле, обстреливать город главным калибром?), а также эсминцы россыпью, десантный корабль наверняка нес на себе не менее полутора тысяч морских пехотинцев. Если они и в самом деле решатся на операцию, придется выбирать между молниеносной сдачей Хёнкона и попыткой утопить эскадру в открытом море. Даже если удастся, в глазах всего мира он, адмирал Мариси, окажется убийцей нескольких тысяч солдат и матросов вооруженных сил Ценганя. Правительство Ценганя такого точно не простит, и независимо от того, как закончится вся история и вернутся ли паладары, Университету придется подыскивать нового главнокомандующего.