4-03. Fuga maggiore
Шрифт:
— И каким же образом?
Сторас молча посмотрел на нее, размышляя. Карина почувствовала, что по спине медленно ползут ледяные мурашки. Какую еще пакость они устроили на пару с Камиллом, что опасаются ей сообщать?
— Хорошо, я объясню, — наконец тяжело проговорил регент. — Однако у меня есть одна настоятельная просьба. Пожалуйста, избегай разговоров о террористах с Суоко.
— Да почему?! Что у них за предводитель, в конце-то концов? Только не говорите, что вы притащили на Паллу еще кого-то, о ком я не знаю!
— Ты его знаешь, — на лице регента появилось несчастное выражение. — Юно. Юно Юнару.
Карина, шокированная, вжалась в спинку кресла. Юно? Воспитанник Суоко? Тот мальчик, что провел в Хёнконе два сезона, помогая обустраивать ставрийскую дипломатическую миссию, и пропал в Кайнане? Каким образом?..
— Не
— Шанс на что?
— На месть, Кара. Он так и не простил королю и высшей аристократии старого Хёнкона их бегство из страны. Мерзавцы бросили свой народ на произвол судьбы. Десятки тысяч погибли в начавшейся панике — от голода, насилия, на кораблях, затонувших от перегрузки… Он выжил — и не простил. Он был одержим местью, и если бы Камилл не принял его, наверняка начал бы действовать самостоятельно. А для нас важно, что с таким человеком во главе «Адаути» никогда не повернет оружие против паладаров.
— Зато он убивает других… Что вы наделали, Сторас! Как вы могли!
— Я не снимаю с себя вины, Карина, — на сей раз бывший директор Службы внешней разведки Четырех Княжеств посмотрел ей прямо в глаза. — Я знал, что мы делаем и какие последствия получим. Я активно помогал Камиллу создавать «Адаути», используя свой опыт. Не то, чтобы он так уж сильно во мне нуждался, но я помогал. Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Однако должен сказать прямо: если мы не истребим старую аристократию, рано или поздно она снова захватит Хёнкон. Слишком много алчности, слишком много старой злобы — и слишком много связей с аристократией по всему Могерату. Сейчас они еще опасаются нас и осторожно пробуют воду. Но если мы проявим мягкотелость, они сожрут Университет заживо. Хёнкон не первое государство под твоим контролем, и ты прекрасно понимаешь, что мы не сумеем обойтись без грязной игры.
Сторас поднялся.
— Я не прошу тебя одобрять наши действия, Кара. Но когда ты звала меня в проект, ты понимала, кто я такой и как стану себя вести. Возможно, эмоционально я сейчас тебе отвратителен, но рационально ты понимаешь правильность наших действий. Все, что я прошу — не вмешивайся во внешнюю политику и охрану Хёнкона. Твоя задача — создать Университет, способный спасти Паллу. А возиться в дерьме тебе совершенно незачем. Оставь его опытным ассенизаторам.
Карина молча смотрела на него и не находила слов для ответа. Та юная девочка с высокими идеалами, какой она приехала в Крестоцин тридцать лет назад, еще живущая где-то внутри, требовала возмутиться, потребовать прекратить ужасные непотребные игры с человеческими жизнями… но нынешняя стерва, опытный политик, холодно соглашалась: при всем желании Хёнкону не обойтись без активного противодействия старым владельцам. Ты всего лишь предпочитала не задумываться над такими вещами, с головой окунувшись в организаторские хлопоты по обустройству Университета, а заодно и в изучение местной нейрофизиологии. Ты знала, что внешняя разведка не работает в белых перчатках, и уж совершенно точно понимала, что у Камилла нет моральных тормозов. Знала — и трусливо укрывала знание в дальних укромных уголках памяти, предпочитая смотреть в другую сторону.
В случившемся виновата ты сама. Точка. И хватит сваливать вину на других.
— Я лишь хотел сказать, Карина, что Марик ничего не знал, — тяжело проговорил Сторас, взявшись за ручку двери. — И Саматта — тоже. Вся вина всецело на мне.
— Погоди! — Карина вскинула руку, прежде чем он успел отключиться. — Сторас, я… Ох, мы еще поговорим на данную тему втроем с Камиллом. Я хочу сказать, что… не виню тебя. Наоборот, как ректор Университета я была обязана контролировать все аспекты его деятельности, в том числе внешнеполитические. Но я отдала все тебе на откуп, и не мне порицать тебя за самодеятельность. Мне нужно обдумать ситуацию, и мы поговорим. Пришли, пожалуйста, все материалы по «Адаути» и… вообще по всем вещам, которыми я ранее не интересовалась.
— Пришлю, — согласился Сторас. — На самом деле там не так много. Мы не…
Он замер.
В центре комнаты взвихрилось серое облако, и из него выступил невзрачный неприметный человек в деловом костюме.
— Прошу прощения за невежливое форсированное
06.24.1232. Барна, Кайтар
…мягкая уютная колыбель. Охватывает со всех сторон, греет, укачивает, убаюкивает. Погремушка успокаивающе позвякивает, искрится мелкими капельками музыки, негромко поет колыбельную. Тепло. Приятно. Безопасно. Материнские руки осторожно гладят по голове, во рту — вкус бодрящего солнечного рассвета…
…братья и сестры бегают по дому, орут и визжат во весь голос, подпрыгивают до потолка, качаются на шторах и люстре. По телевизору показывают какую-то оживленную комедию, парсы лежат в креслах и, ехидно улыбаясь, наблюдают за беготней малышни. Однако обычная веселая атмосфера дома сейчас натянута и пахнет близкой грозой, а в смехе постоянно проскальзывают истеричные нотки. Где-то там, снаружи, бродят призрачные пожиратели, готовые наброситься, разорвать, утащить в темный лес, а потому водяные пистолеты и мухобойки все время наготове. Мама закрылась в оранжерее и боится оттуда выходить. Иногда отвратительная морда пожирателя с кривыми клыками и капающей слюной появляется рядом прямо из воздуха, но ее тут же смывают струйки воды из пистолетов, а иногда разбивает вдребезги мухобойка. Правда, пожиратели сейчас какие-то странные: они еще никого не смогли поймать и утащить в лес, как раньше. Но мама все равно испугана. Ничего, мы ее защитим…
…и в колыбели становится слишком душно и жарко, и хотя ласковый голос мамы все еще продолжает петь душистую песенку, а ее лепестки медленно падают на одеяло, сидеть в закутке слишком скучно. Если протянуть руку, окутывающая темнота разрывается, и за ней становятся видны странные вещи: искаженные кривые плоскости, мечущиеся огоньки, какие-то странные тяжелые фигурки, медленно переставляющие неуклюже вывернутые отростки. Любопытство. Потянуться, осмотреть, понять. Нет?..
…и еще кто-то рядом. Папа? Нет, он остался далеко позади, в Кайтаре, его здесь нет, хотя он отчетливо чувствуется где-то рядом. Тонкая упругая струна тихо поет, протянувшись в его сторону, зовет за собой. Потянуться, шагнуть неуклюжими маленькими ножками — и колыбель исчезает, и потоки радостного чистого света омывают тебя со всех сторон. Где-то далеко мелькает страшная рожа пожирателя, от которой к неведомому кукловоду тянутся тонкие блестящие ниточки — и тут же пропадает, смытая струйкой воды. Такой знакомый, надежный и спокойный мир, в котором линии танцуют геометрические вальсы, а братья и сестры безмятежно катаются, протирая штаны и юбки, с седел и горок гиперболических параболоидов…
…но сквозь него упорно прорезается, пробивается другой мир — холодный, твердый, странный и неуютный. Мама-роза говорит, когда-то давно она уже видела такой, но она не помнит, где, когда и почему. Помнит только, что там следует вести себя очень аккуратно, чтобы не пораниться ненароком. Другой мир властно зовет к себе, обещает что-то очень-очень важное. Что-то, что она почти забыла, но должна вспомнить…
…и внезапно кривое пугающее существо с несколькими отростками прыгает из чужого мира в родной и приближается вплотную. Оно выжидающе смотрит, что-то неслышно говорит, но что именно — непонятно. Его очертания расплываются, и чтобы оно не пропало совсем, приходится пристально всматриваться. Мерцание, размытость, скрытая угроза — и вдруг из его живота начинают прорываться другие очертания: страшная, отвратительная маска пожирателя. Мухобойка сама прыгает в руку, но бить нельзя. Нельзя. Нельзя. Ведь на самом деле она знает, кто оно такое. Что оно такое. Оно родное и правильное, его нельзя убивать — но несколько братьев, привлеченные ее испуганным вскриком, уже подбежали поближе и нацелили водяные пистолетики. Прыгнуть вперед, обнять, защитить — струйки воды больно хлещут по спине, но существо с отростками остается невредимым. Братья озадаченно зовут ее, спрашивая, что она делает…