4-03. Fuga maggiore
Шрифт:
— Рада знакомству, — тускло произнесла Фуоко, слегка кивнула и отошла в сторону. Раньше она с интересом бы пообщалась с иностранцами, но сейчас настроения не было никакого. Зачем она вообще поехала?
— Странная она какая-то, — вполголоса сказала красотка Марта. — Стесняется, что ли? И закуталась вся в жару…
— Тихо! — оборвал ее Юрий. — Не видишь, человек о своем думает? Захочет — подойдет. Эй, зверюга шестиногая! Лапу дай! Да не заднюю!
Краем глаза Фуоко заметила, как компания сгрудилась над Зоррой, благосклонно принимающей поглаживания и подергивания за разные части тела. Пусть себе развлекаются. Она уселась в кресло у самого борта, оперлась подбородком о руку, лежащую на поручне, и уставилась на стремительно несущиеся мимо волны. Яхта летела по морю,
— А вот спою! — раздался голос на камиссе. — Где моя гитара?
Фуоко шмыгнула носом и глянула в сторону компании ставрийцев. Похоже, говорила невзрачная девица по имени Ольга.
— Вон там, — Юрка Большой показал на плетеное кресло неподалеку, где и в самом деле лежала гитара — шестиструнная, со светлым корпусом и разукрашенным перламутром грифом.
— А, точно! — Ольга взял инструмент, опустилась в кресло и принялась негромко пощипывать струны. — Ну, господа телезрители, слушайте. «Легенда о мятежном барде».
— Из школьной хрестоматии, что ли? — с сарказмом осведомилась красотка Марта. — В детство ударилась?
— Сама ты в детство! Классный, между прочим, стих. Если бы его насильно зубрить не заставляли, ты бы так не говорила. Уж не обессудьте, как сумела, так на музыку и положила. Ну, поехали…
Девушка взяла несколько аккордов и запела неожиданно сильным глубоким голосом. Почти против своей воли Фуоко прислушалась, чтобы разбирать слова. Некоторые она не понимала, но в целом смысл ухватывала.
Построен мрачный эшафот, Палач топор вострит, Закатом алым небосвод Торжественно горит. Шагает тяжело конвой, Закован менестрель, И плачет будущей вдовой Разбитая свирель. Не убивал, не воровал — Куда страшнее грех: Свободу в песнях воспевал, А вовсе не успех. Достаток, счастье и покой Свинарней называл, Людей манил своей мечтой И небо обещал. «Простого счастья мутный сон Отриньте навсегда, Пружин матраса тонкий звон Опасней хруста льда. В комфорте — мягкая тюрьма, Покой страшней, чем смерть, Так променяем же слова На жизни круговерть! Там, в небосвода вышине, Манит к себе звезда, В ее заоблачной стране Жизнь бьет ключом всегда. Мир необъятен и широк. Забудь про отчий дом, Разбей в душе своей замок, Шагни за окоём!» Мальчишек песнь с собой звала Туда, где серебром Вершины гор, как купола, Сияют за окном, Туда, где скуке места нет, Где греют холода, Где что ни фраза, то сонет, И где пьянит вода. Мальчишкам свойственно взрослеть, Их вечная судьба — Встать на крыло и улететь Из отчего гнезда. Мальчишкам хочется всегда Неторного пути, Милей застойного пруда Им бури и дожди. Отцы им больше не указ, Сердца огнем горят, Их не заманишь больше в класс — Учителям дерзят. Поэт, иллюзией маня, Мальчишек соблазнил, И к казни суд на склоне дня Его приговорил. Шагает тяжело конвой, Колода жертву ждет… Но возле плахи роковой Мальчишек ряд встает! На пыльных душных чердаках Разбиты сундуки, На старых дедовских клинках Закат как кровь блестит. Страх смерти детям не знаком: Не страшно умирать, Когда встаешь к плечу плечом Идею защищать. И дрогнув, отступил конвой, И вновь поет свирель: Звенит топор по мостовой, Свободен менестрель! Восход нельзя остановить, Судьбу не одолеть: Нельзя ребенка попросить Помедленней взрослеть. Бунтарь-мальчишка в свой черед Окажется отцом, И снова менестрель придет Позвать за окоём. И снова вспыхнет чей-то взор, И снова грянет бунт, И снова вытащат топор И палача найдут… Отцы и дети — вечный спор Не стихнет никогда, И неге сна наперекор Всегда зовет звезда. Тебя зовет звезда…
— Вот так! — решительно сказала гитаристка, отбив в заключение дробь пальцами по корпусу. — Ну и?
— Сойдет, —
— Обязательно! — Ольга просияла улыбкой, от которой ее очкастое лицо вдруг расцвело и стало почти симпатичным. — Родителям отошлю, пусть послушают.
Фуоко вздохнула и снова положила голову на руки. Тоска, во время песни слегка отступившая, вернулась снова. Зачем всё? Она сама, как те мальчишки, рвалась из дома за неведомый горизонт, чтобы найти там новую интересную жизнь — а чем закончилось?
Яхта летела по волнам, трепал одежду теплый соленый ветер, громко разговаривали и смеялись ставрийцы, но девушка медленно погружалась в прежнее оцепенение. Мир, еще декаду назад ясный и четкий, потускнел и утратил всякий смысл. Вот бы сейчас упасть за борт и утонуть…
— Хэй-хо, а вот и я! — раздался за спиной знакомый голос. — Привет всем! Ух, сколько девчонок, и все такие красавицы! Алё, девчонки, давайте знакомиться!
Фуоко нехотя распрямилась и глянула через плечо. Посреди верхней палубы стоял, широко ухмыляясь, тощий — все ребра наружу — белобрысый мальчишка в набедренной повязке, явно сооруженной из вафельного полотенца. А позади, прислонившись плечом к выходу с трапа, стояла молодая женщина в шортах и майке без рукавов, завязанной узлом под грудью, с длинными ножнами на обнаженном бедре. Паладар Палек? И долбанутая на всю голову кирисова сестричка? Что они-то здесь делают? Фуоко заметила, как скрестились оценивающие взгляды Варуйко и Марты.
— Привет! — откликнулся Большой Юрий, тоже с интересом рассматривающий Варуйко. — Я хоть и не девчонка… только ты кто? Я тебя вроде раньше не видел. Ты с какого курса-факультета?
— Я существо гениальное во всех отношениях, — важно пояснил Палек. — Но если очень хочется, можно сказать, что я вечный студент с архитектурно-строительного. Эй, кошка! — он поманил пальцем Зорру. — Или кто ты сегодня, собака? Или лишка?
Что значит «лишка» на камиссе, Фуоко не знала. Зато, очевидно, знала парса, которая неторопливо развернулась, подобралась — и вдруг мелькнула в воздухе бело-рыже-зеленой молнией, врезавшейся в паладара словно пушечное ядро. От удара Палек согнулся пополам, хватаясь руками за брюхо, потом упал на колени, боком повалился на палубу, пару раз дернул ногой и затих, подмигнув Фуоко так, чтобы не видели остальные. Зорра уселась в паре шагов от него и принялась что-то сосредоточенно выкусывать под правой передней подмышкой.
— Ой… — тихо взвизгнула невзрачная Ольга. — Она его убила? Врача…
Парень, которого Юрий назвала Стасом шагнул вперед и склонился над Палеком, осторожно потормошив его за плечо. Потом он неуверенно взглянул на Варуйко и Фуоко.
— Может, в самом деле врача позвать? — нерешительно спросил он.
— Он есть дрон, — вздохнув, просветила его Фуоко. — Паладар. Беспокойся не надо, он дуракует… дурачится. Имя есть Палек Мураций. Зорра не нападает на человеки без тяжелая причина.
— Паладар? — удивленно переспросил Анастас. — Палек… Мураций?
— Ну, Палек, ну, Мураций… — недовольно протянул на кваре чокнутый паладар, садясь на палубу. — Фучи, ну чего все развлечение портишь, а? А вдруг бы мне кто из девушек искусственное дыхание сделать захотел?
Фуоко пожала плечами и отвернулась, снова уставившись в воду. Хотя с Палеком она сталкивалась не так уж и часто, оставляя удовольствие общения Кирису, к брату Рисы она уже привыкла. Старикашка ведь, на самом-то деле, а туда же, выпендривается…
— Вы и в самом деле паладар? — с вежливым интересом поинтересовался Маленький Юрий. — Я не слышал раньше вашего имени. Вы родственник госпожи ректора?
— Ну вот! — расстроился Палек, снова переходя на камиссу. — Первый же вопрос в любой сполечности — а не родственник ли вы? А я, между прочим, не просто родственник, а самостоятельная личность! Гигант мысли, а местами даже главный инженер проекта и главная движущая сила за кулисами. Кто вам Большую Библиотеку проектировал, всю из себя сейсмоустойчивую?
Интересно, что он забыл на яхте? Если ему нужно в Шансиму, наверняка он может сразу подключиться к любому дрону в тамошнем консульстве.