400 школьных сочинений
Шрифт:
В. Брюсов
«Мне видеть не дано, быть может...» (о поэзии Валерия Брюсова)
Чеканный, сжатый, твердый, словно кованый стих, скульптурно выпуклая четкость образов, краткая, стремящаяся к афоризму фраза – это все несомненно бросается в глаза читателю, даже впервые взявшему в руки книгу Брюсова. Величав и торжествен строй его поэзии. У Брюсова как будто трубный голос, медное звучание. Недаром его называли поэтом «бронзы и мрамора». В стихах Брюсов художник. Он обожает меру, число, чертеж. В этой расчерченной вымеренной архитектонике, где словно действуют резец и молот, – сила Брюсова. У него своя, чуть громоздкая поступь, свой,
Выступив в литературе в конце прошлого века, Брюсов быстро занял достойное место среди поэтов-символистов. Более того, он стал их теоретиком и лидером.
Однако, в отличие от собратьев по цеху, чей взгляд на поэзию у поэта носил мистический оттенок, поэтическое мышление Брюсова в основе своей носило конкретный, реалистический характер. Все это вместе с рационализмом и даже некоторым холодом составляет неповторимый стиль его поэзии. Отстраненный, отягощенный псевдонаучными выкладками и гипотезами.
Иногда в настоящее время это выглядит наивным и забавным, иногда убеждает и потрясает своей глубиной:
Быть может, эти электроны Миры, где сто материков, Венцы, паденья, царства, троны И память сорока веков. Еще, быть может, каждый атом Вселенная, где сто планет. Там все, что здесь в объеме сжатом, И даже то, чего здесь нет.Конечно же читать Брюсова сегодня, пережив эпоху Мандельштама, Бродского, Пастернака, откровенно говоря, скучновато.
Кажется, все при нем: и талант, и способность сочинять, и глубокомысленная поза мудреца и философа, и роковой профиль. Однако недаром Вл. Соловьев, которого Брюсов не спросясь называл учителем, писал по поводу стихов новоиспеченного поэта-символиста в одной из своих статей: «Общего суждения о г. Валерии Брюсове нельзя произнести, не зная его возраста.
Если ему не более 14 лет, то из него может выйти порядочный стихотворец, а может и ничего не выйти. Если же человек взрослый, то, конечно, всякие литературные надежды неуместны». Оставив этот пассаж на совести Соловьева, хочется все же заметить, что рассудочная поэзия Брюсова не цепляет душу. Да, конечно, его стихи читаются. И при известном прилежании можно за час, скуля и позевывая, одолеть его книжку, погрузиться в мир его рифм, удивиться всем этим «лаврам – ихтиозаврам», «гам – пополам», «булки – переулки», «знамя – пламя» и «трон – Ассаргадон». Потом, закрыв сборник, понять, что, несмотря на чеканность, сжатость и твердость кованого стиха, по сути своей брюсовская поэзия – это антипоэзия. Ее голос доходит до нас из некоего параллельного мира. Она существует вне образов. Она за пределами естественного и легкого дыхания. Все в ней придумано, все искусственно и поэтому – безрадостно.
Однако не бывает книг бесполезных. Даже самая дрянная достойна прочтения. А книги Брюсова далеко не самые плохие. В них множество мелких, отдельных удач – строчек, слов, иногда отдельных четверостиший:
Нас немного осталось от грозного племени Многомощных воителей, плывших под Трою, И о славном, о страшном, о призрачном времени Вспоминать в наши дни как-то странно герою. Или вот еще, совсем торжественное и пафосное,Такие стихи выпирают, словно скалы в безбрежном океане уныния.
Но именно благодаря им все здание брюсовской поэзии, изрядно обветшав и порушившись во многих местах, продолжает привлекать внимание, словно некая руина, памятник литературным излишествам эпохи.
М. Цветаева
Поэзия Марины Цветаевой – дневник ее души
Марина Цветаева – одна из талантливейших поэтов первой половины XX в. Илья Эренбург писал: «…Цветаева была человеком больщой совести, жила чисто и благородно, почти всегда в нужде, пренебрегая внешними благами существования, вдохновенная и в буднях, страстная в привязанностях и в нелюбви, необычайно чувствительная…»
Любовь к поэзии проснулась у Цветаевой рано. Еще будучи совсем юной, она тайком от семьи выпустила свой первый поэтический сборник «Вечерний альбом». Отзывы на эту книгу были весьма благосклонными, что вселило в юную поэтессу уверенность в своих силах.
В частности, Максимилиан Волошин так охарактеризовал сборник: «Это очень юная и неопытная книга. Многие стихи, если их раскрыть случайно, посреди книги, могут вызвать улыбку. Ее нужно читать подряд, как дневник, и тогда каждая строчка будет понятна и уместна». Действительно, поэзия Цветаевой – это своеобразный дневник, где нашли отражение все значительные события ее непростой жизни:
Красною кистью Рябина зажглась. Падали листья. Я родилась.Встреча с будущим мужем Сергеем Эфроном перевернула всю жизнь Марины. «В Крыму, где я гощу у Макса Волошина, я встречаю моего будущего мужа, Сергея Эфрона. Нам 17 и 18 лет. Я обещаю себе, что, что бы ни случилось, я никогдас ним не расстанусь». Они не просто любили, они боготворили друг друга. Вот какие строки Цветаева посвятила своему любимому человеку:
Есть такие голоса, Что смолкаешь, им не вторя, Что предвидишь чудеса. Есть огромные глаза Цвета моря...Когда началась гражданская война, Сергей воевал на стороне белых. Это обстоятельство поставило Марину практически в безвыходное положение, ведь ее в любой момент могли арестовать большевики, несмотря на то, что она приветствовала обе революции:
Волочится кровавым волоком Пурпур царей. Греми, греми последний колокол Русских церквей!На войне Сергей пропадает без вести. Для Цветаевой это было тяжелое и страшное время, когда она, с двумя детьми на руках, прозябала в голодной Москве.
Вскоре от голода, не дожив даже до своего трехлетия, погибает вторая дочь Цветаевой и Эфрона – Ирина. Даже невозможно представить себе горе матери, потерявшей своего маленького ребенка, свою кровиночку:
Светлая – на шейке тоненькой — Одуванчик на стебле! Мной еще совсем не понято, Что дитя мое в земле.