402 метра (рейсеры)
Шрифт:
Байкер, выронив пистолет, тер глаза. Его водитель, отчаянно матерясь, катался по земле, закрыв руками лицо. Тезка, упав на колени, тоже не мог найти ни одного приличного слова. Друг познается в беде. Отбросив ставшего бесполезным Шпалермана, я поднял с дороги Макарова.
— Сука! — орал Федоров. — Я ничего не вижу!
— Тебе не привыкать, — улыбнулся я. — Ну, расскажи, каково это, быть на самом деле слепым? Хреново, да?
— Я до тебя доберусь, — заверил Евгений. — Я лично твои глаза тебе в задницу засуну.
— Ты доберись сначала, — посоветовал я, пальнув
Сергей поняв первым, что власть переменилась, и спорить с заряженным шпалером чревато для здоровья, замер, растянувшись в пыли. Чудесно исцелившийся калека, крутя головой, пытался разглядеть меня, но глаза с узившимися до самого предела зрачками, улавливали слишком мало света. А то как же? Закон Ньютона о сохранении энергии работает всегда и везде. Свою долю света Федоров уже получил, и ему ее хватит минут на десять.
— Лежать, сказал.
Ударом рукоятки я напомнил бывшему компаньону значение слова "лежать". Вообще, какой-то я жестокий стал в последнее время. Раньше, чтобы засадить кому-нибудь в челюсть, меня надо было упрашивать довольно долго, испытывая мое почти безграничное терпение. Да, нервы стали ни к черту. Закончится это все — поеду на курорт какой-нибудь, отдохнуть.
Теперь царила настоящая идиллия: поверженные злодеи лежали на земле, а хорошие парни стояли на ногах. Правда, один из них ослеп на непродолжительное время, но это само пройдет.
— Предупредить-то мог, — прорычал Пчелкин, быстро мигая незрячими глазами.
— Не мог, — отрезал я, беря монтировку.
Мощным рывком завершив начатое Сергеем дело, я достал с заднего сиденья спортивную сумку, явно с вещами Кирилла, и два недостающих кейса. Подогреваемый любопытством, дрожащими от нетерпения руками, я открыл один чемодан.
Господи Иисусе! Жизнь, долгое время текущая беспокойной бурлящей черной рекой по каменистому руслу, внезапно изменила свой цвет и направление, став молочной рекой в кисельных берегах. В чемодане, в плотно упакованных пачках, лежали стопки долларовых банкнот! Не веря своим глазам, боясь, что это — галлюцинация, вызванная яркой вспышкой, я открыл еще один кейс. То же самое! Я положил руку на шершавый купюры, погладил воротник президента, провел пальцем по надписи "The United States of America". Баксы так никуда и не исчезли и не превратились в черепки, оставаясь зелеными бумажками. Черт побери! Я находился так близко, в одной машине с кучей этих гребанных гринов, и даже не догадывался об этом!
— Сколько их здесь… — прошептал я.
— А ты пересчитай, — ехидно предложил Федоров.
— Рот закрой, падла, — ответил я. — Пока я тебе его свинцом не залепил.
— Сколько чего? — забеспокоился тезка. — Что пересчитать?
— Я потом тебе покажу, — пообещал я.
Звук открываемой двери, сопровождающийся звоном осыпающихся осколков, заставил меня снова схватиться за волыну. Из остатков автомобиля выполз Мешков. Да, денек сегодня — чудо на чуде. Хореограф был измазан кровью, правая рука вывернута под неестественным углом, но он был жив, что после такой аварии просто невероятно. Брякнувшись, ударившись носом, заработав еще одно
— Что, творческая личность, — усмехнулся я. — Далеко ушел? Прокидать всех хотел?
— Они — мои, — прохрипел, сплюнув сгусток крови, Мешков.
— С чего бы? Искусство не продается — твои слова?
— Они — мои, — повторил Кирилл. — У меня мама болеет.
— Знаю я твою маму, — кивнул я. — Такая прямоугольная, пластиковая, да?
— Мне они очень нужны, — всхлипнул парень.
— Вот уж кому, а тебе они точно не нужны. Гений должен быть голодным.
— Обалдеть можно! — воскликнул Пчелкин.
Едва прозрев, он поспешил утолить свое любопытство тем же способом, что и я — засунуть нос в один из кейсов. Сергей с Евгением, тоже обретя вновь способность видеть, беспокойно зашевелились.
— Эй, эй, лежать, — помахал я пистолетом.
— Ты никуда не торопишься? — напомнил телохранитель.
Таня! Я же совсем забыл про нее! Не мудрено, с такой кучей бабок можно забыть про кого угодно. Я достал из кармана мобильник и включил подсветку. Половина одиннадцатого! Надо быть в клубе у телефона уже через полтора часа! Другой вопрос — готов ли я отдать четыре чемодана долларов, килограммов по тридцать каждый, за эту дурную девчонку? Но над этим я успею поразмышлять и по пути в "Четверть мили".
— Сашка, — позвал я. — Стрелять умеешь?
— А то, — кивнул тезка.
— Тогда держи их на мушке, — я вручил Макара Пчелкину. — Будут дурить — шмаляй.
— Это я с удовольствием, — оскалился Саша.
Я пошел за машиной. Пришлось сделать небольшой крюк — выкрутить золотники с колес Mitsubishi. Иметь на хвосте этот болид мне совсем не улыбалось. Воздух с шипением вытек из низкопрофильных безкамерок и Evo. VIII лег на обода. Так-то лучше. Широко размахнувшись, я запустил золотники далеко в поле.
Полезного пространства в 2110 было намного меньше, чем в бюргере, и даже не потому что инженеры с ВАЗа не рассчитали, отнюдь. Большую часть багажника занимали два саба с парой кроссоверов, так что три чемодана легли на заднее сидение. Можно трогаться.
Удивительно, но ни жалобно хныкающий Кирилл, по-прежнему сидящий у останков своей кастрюли, ни два бандита так и не попытались нам помешать. Если с первым все понятно, для Сергея с Евгением пистолета для успокоения явно мало. Не те ребята, эти на понт так легко не взять. Ежу понятно — что-то они задумали, что-то совсем не доброе. Но время, как это часто бывает, поджимало.
— Чего стоишь? — прикрикнул я на тезку. — Поехали.
— Как думаешь, может, их того… — неуверенно предложил Пчелкин.
— Что, совсем крыша съехала? — прорычал я. — Хочешь мокрухи — на здоровье, но без меня.
— Эх, — Саша с обидой махнул волыной и прыгнул в машину.
Теперь я не жалел коней, выжимая из болида все возможное. Мы успели удалиться на пару сотен километров от города, надеясь на удачу, теперь предстояло проделать тот же путь в обратном направлении, надеясь на ту же самую удачу. Где в жизни логика?