402 метра (рейсеры)
Шрифт:
Я сосредоточенно вглядывался в пятно света на дороге, слушая монотонную песню Ванкеля, пассажир поглаживал ствол Макара, задумчиво жуя губы. Время было уже позднее, и за полчаса не попался ни один автомобиль. Даже областные гайцы привыкшие ко всему, в том числе и таким скоростям, к счастью, уже отправились по домам.
Мимо пролетали небольшие города, совсем крошечные селения, окна в которых давно погасли, леса, поля, железнодорожные переезды. Все оставалось позади, а Челябинск с клубом с каждой секундой становился все ближе и ближе. Все ближе и ближе становился тот миг, когда я отдам эту кучу баксов за Татьяну. А интересно, сколько же их там? Какова цена жизни
— О чем думаешь? — поинтересовался Саша.
Застигнутый на самом интересном месте я не сразу нашел, что ответить. Сказать правду я не мог, мысли меня самого пугали. Чертова куча баксов… целое состояние. Отдать их за пустоголовую избалованную девчонку? Я уже и не знал, мои ли это мысли, и, если мои, всерьез ли я это подумал?
— Не имею такой дурной привычки, — ответил я после недолгого замешательства.
— Значит тебе повезло, — произнес Пчелкин. — Повезло, что я за тебя думаю.
— Что бы я без тебя делал? — буркнул я.
Это, если и вопрос — то чисто риторический. Жил бы спокойно в свое удовольствие — вот что я делал бы без такого друга.
— Саш, там такая уйма денег, такая куча… ты представляешь, как можно жить с такими деньжищами? — начал тезка.
— В общем, догадываюсь, — кивнул я, понимая, куда он клонит. — Но ты же не думаешь, что тебя никто не будет искать?
— Это не вопрос, — отмахнулся Пчелкин. — С такой прорвой бабла можно уехать хоть к черту на кулички и жить там спокойно.
— Давай короче. Что ты хочешь сказать?
— Зачем он тебе нужна? Твоя Таня? С этими…
— Ты поосторожнее, — предостерег я. — Она — моя жена.
— И что? — усмехнулся Саша. — Ты готов отдать ради нее все это?
— Да, — отрезал я.
— Почему?
— Эх, братишка, — вздохнул я. — Знаешь… кажется, я ее люблю.
— Кажется? — повысил голос пассажир. — Кажется? За такую кучу бабок ты должен быть точно уверен.
— Я… — начал я и запнулся.
Уверен? С тех пор, как я связался с этим клубом, я уже ни в чем не уверен. Какого черта? Какого, я спрашиваю, черта? Я — не коммерсант, я — гонщик. Если и коммерсант — не такой. Не таким я себя видел или хотел видеть.
Как же я изменился! Каким же я стал! Кем я стал? Я позабыл, что такое скорость, что такое просто отрываться на дороге, топя педаль по полной. За три месяца я постарел лет на десять. Стоило ли вообще ввязываться в эту авантюру? Жил же себе спокойно, чего мне в жизни не хватало? Как все глупо…
Единственный человек, бывший рядом со мной все это время — именно Татьяна. Я же, как последний балбес, не совершенно обращал на нее внимания. Все ее выходки, включая стриптиз — всего лишь очередной способ привлечь мое внимание. Как же я этого не понимал? Каким же я был слепым! Она по-настоящему любит меня, а я… я просто должен отблагодарить ее, хотя и не…
— Люблю, — горячо произнес я. — Уверен.
— Ну ты и дурак, — протянул тезка.
— Какой есть, — улыбнулся я.
— Тогда останови машину, — потребовал Пчелкин. — Ну? — в бок уперлось что-то твердое.
У Саши, насколько я знал, с ориентацией был полный порядок, и, даже предположив, что от пережитых потрясений мозги у него повернулись, весьма сомнительным представлялось то, что друг внезапно решил заняться со мной любовью в такой малоподходящий момент. Методом исключения, можно прийти к выводу, что в бок мне уперся ствол Макара.
— А если не остановлю, тогда что? — осведомился я.
— Тогда у меня одним тезкой станет меньше, — ответил Пчелкин.
Само то, что он употребил слово "тезка", а не "друг" или "братишка"
— Ты в своем уме? — усмехнулся я. — Да, грохнешь ты меня, а что потом-то? Представляешь, где окажется машина через секунду? По сравнению с этим, — я постучал пальцем по панели. — Шкода Кирилла тебе покажется только что сошедшей с конвейера.
— Ты эти сказки кому другому рассказывай, — увеличив давление ствола в ребро, произнес тезка. — Покувыркаюсь, конечно, но у тебя усиленный каркас из титановых труб, так что на мне и царапинки не будет.
Эх, Саша, Саша. Мне бы такую уверенность. Но спорить с человеком, у которого чешется палец на спусковом крючке, я совершенно не собирался. Просит остановить? Да на здоровье.
Я резко ударил по тормозам. Автомобиль накренился вперед и чуть не встал на передние колеса. Четырехточечный ремень безопасности сильно врезался в грудь, мешая вздохнуть. Пассажир был не в лучшем положении: лицо Пчелкина от недостатка воздуха моментально побледнело. Петарда выпала из его ослабшей руки и ускакала под торпедо. Довершили дело три чемодана. Свободно болтавшиеся на заднем сидении, они, не удерживаемые ни ремнями, ни чем-либо еще, продолжали лететь по инерции. Один из кейсов, впечатавшись в спинку моего сидения, передал привет почкам, второй ударил по спинке пассажирского кресла, а третий, подскочив до потолка, саданул в затылок стрелка.
Прочертив на асфальте две полосы, превратив в копоть около половины килограмма резины, болид мягко осел на заднюю ось и замер. Я отстегнул ремень и вздохнул полной грудью. Саша, безвольно обмякнув, свесил голову на грудь. Из раны на затылке текла тоненькая струйка крови.
Черт, неужели, приехали? Я приложил два пальца к вене на шее пассажира. Нет, живой. Что ему будет? Даже те остатки мозгов, что еще оставались, и те, похоже, выкипели. Утрамбовав кейсы с баксами ("баксы" — слово-то какое… сладкое), я обошел вокруг котенка, открыл дверь, щелкнул застежкой ремня и вытащил приятеля из машины. Вот балбес-то! Вздумал спорить со мной, в моей же крошке, на моей любимой скорости. Захватив из бардачка фонарик, я оттащил Пчелкина на обочину, где и оставил тело. Рядом я бросил уменьшенную копию солнца, чтобы не заблудился. А вот когда я начал разгибаться — тогда и охнул. Мне, разумеется, повезло больше, чем тезке, но, судя по резкому прострелу в спине, в том месте, куда пришелся удар ценного груза, не намного. Вывернув руку, положив ее на больное место, я сильным рывком выпрямил спину.
— …мать… — выдохнул я.
Вот это действительно больно. Денек вообще не задался. Да, груда зеленых бумажек грела душу, но немного и ненадолго. Вернувшись в машину, урчащую мотором, я погладил тускло блестящую крышку верхнего дипломата. А что, если… рвануть сейчас куда-нибудь, и сам черт меня не догонит. Я не спорю, и так жил не бедно, но между этим "не бедно" и тем, что лежало в чемоданах — огромная пропасть.
Нет, раньше надо было решаться, до того, как выгружал Пчелкина. Теперь, если я смотаюсь, он решит, что я просто не захотел делиться, и жизнь положит, но найдет меня. И искать, кстати, будет, скорее всего, не один. Там, в сотне километров позади, двое у разбитого корыта тоже будут не прочь побеседовать со мной на предмет "что такое хорошо, что такое плохо". Могу поспорить, приоритетным будет направление "воровать — это плохо", или "крайне нехорошо". До полуночи оставалось около получаса. Если я, все же, хочу выкупить Татьяну, надо торопиться.