419
Шрифт:
Ннамди снова сел рядом.
— Под водой живет речной народ, овумо. Смотрят на нас и думают, что мы — их отражения. — Он улыбнулся. — Может, и правда. Может, овумо настоящие, а мы — перевернутые. У нас в деревни матери детишек пугают: «Веди себя прилично, а то овумо заберут! Будешь плохо поступать, овумо придут и сцапают». А моя мать не так. Она грозила: «Веди себя как полагается, Ннамди, а то ийеи придет». Это значит «что-то». Больше ничего не говорила. Ни разу не сказала что. «Что-то придет» — и все. — Он засмеялся. —
Канал расширялся, лодка помчалась быстрее, рассекая поверхность параллельного мира. Подпрыгнула, рот у Амины наполнился рвотой, она сплюнула за борт. Посмотрела, как мутнеет вода за бортом.
79
Как не получили деньги? Что за нелепица?! Я послал их Супер-Экспресс-Скоростной Суточной Авиапочтой, и мне уже прислали подтверждение, что кто-то их получил и обналичил. Что там у вас творится? Вы что, за болвана меня держите?
Разберитесь и доложите.
Пол-к Горчиц.
80
Вдали — Бонни-айленд, мерцание в дымчатой мути. За Бонни-айлендом — океан.
Она увидела море впервые в жизни, но восторг не посетил ее: она знала, что означает море. Нигерия закончилась — дальше бежать некуда. Это конец всех дорог, больше никуда не пойдешь.
Ветер окреп, волны пошли завитками. На горизонте — тонкая линия барашков. Вдалеке — глыба открытого океана. В серой воде плывут нефтяные платформы, башни огня, пылающий газ. Она вновь вспомнила деревья, что горели в саванне.
Ннамди указал на скопище огоньков и цилиндрические резервуары на острове — завод, где сжижали природный газ.
— Что не сгорит, отправляется туда. Я раньше жил на Бонни. — Много жизней назад. — Там когда-то был рабовладельческий порт, — сказал он. — Точка невозврата. Рабов привозили на Бонни, а оттуда их забирали корабли. Там есть колодец — мужчины, женщины, дети пили там напоследок и навеки покидали Африку. И даже сейчас говорят, что вода в колодце на вкус как слезы. Кое-кто считает, это просто море просачивается. Соленая вода мешается с пресной. Но я что-то не уверен.
Проступали детали. Бонни-айленд все ближе.
— Разумеется, — ухмыльнулся Ннамди, — продавали-то в основном мы, иджо. Если б я повстречался с Игбо Джо в далеком прошлом, может, накинул бы на него сеть и продал ойибо. Иджо годами ловили и продавали игбо, толпами. Игбо на нас до сих пор злятся. Они тогда ямс разводили. Легкая добыча. — Он засмеялся, но подтекст был ясен: иджо никогда не покорялись, никогда не были рабами. Не жертвы — охотники. Не рыба — рыболовы. Не наковальня — молот.
В глазах ее мелькнул страх, и Ннамди попытался ее утешить:
— Да я шучу. Со мной ничего не бойся. — Он глянул на
В небе кружили военные вертолеты, низко-низко летели вдоль горизонта.
— Ищут бункеровщиков, — сказал Ннамди. — Высадятся на любое судно, если там контрабандная нефть, даже на танкер, и не уйдут, пока им не дадут на лапу. А вот нас никто не ищет. — Он указал на лес: — Моя деревня там. В дальней Дельте. Семьсот человек, из них восемьсот — моя родня.
Он что-то сказал рулевому, и лодка повернула и помчалась к берегу. Амина ахнула, решив, что сейчас они врежутся в стену мангров, но в последнюю секунду заметила просвет. И ручей.
— Срежем тут, — пояснил Ннамди.
Едва они свернули с центрального канала на территорию иджо, молодой огони в развевающейся белой рубахе напрягся и набычился. Огони и иджо заключили нестойкий альянс в трущобах Геенны, но здесь, в паутине ручьев, поди пойми, кто кому друг или враг. Если этот иджо и его пленница — хауса, судя по всему, — на него накинутся, куда ему бежать, что делать? Может, ему засада светит? Турок обещал, что все будет хорошо, но в болотах обещания зыбки, как и альянсы.
Они держали путь в раскисшее сердце Дельты. Лиманы. Соленые заводи. Пленка нефти на воде — радужная, красивая. Как стрекозиные крылья, подумала Амина.
С берегов наседали мангры — словно брели по воде, выворачивая корни из грязи. Ветви тянулись к лодке, колотили по брезенту, рулевой то и дело пригибался.
— Увидишь, что ветка шевелится, — сказал Ннамди Амине, — сама шевелись побыстрее.
Взлетели аисты, взмахнули крыльями — на воде остались четкие круги. Над головой — внезапный визг, и Амина шарахнулась.
— Обезьяна, ничего страшного, — сказал Ннамди. Плечи у девушки тряслись — худышка совсем, как птичка. — Здесь обезьяны с длинными хвостами и с белым горлом. Хлопот с ними не оберешься. Бывает одна обезьяна — рыжая, руки худые, шерсть длинная. Очень редкая. Приезжали профессора из Лагосского университета, хотели поймать — ничего не вышло. Даже награду объявили. За обезьяну! Я всю жизнь в Дельте прожил, а этой обезьяны не видал. Но может, сегодня день подходящий. Ты, дитя, гляди в оба. Заметишь такую тварь — будем ловить. Продадим в зоопарк, купим большой дом и разбогатеем.
Она улыбнулась — слабенько, он еле заметил.
— Умеешь ловить обезьян?
Она покачала головой.
— Тут нужна ловкость. Кладешь щепотку соли ей на нос — она глазами косит, а тебя не видит. Щепоть соли между глаз — и обезьяна у тебя в кармане. — Ннамди изобразил косоглазого, пошатался туда-сюда. Амина зажала рот ладонью и отвернулась, сдерживая хохот.
Он протянул ей флягу с водой из Портако.
— Я вот думаю — может, тебе улыбаться почаще? — сказал он. — Тебе идет.