419
Шрифт:
— Музыка Лагоса, — сказал вождь Огун. — Они меняют обычные сигналы на пневматические, с грузовиков сдирают. Так быстрее расчищается путь. Очень остроумно, говорю же.
Мототаксист, нетерпеливо газуя, засек еще одну щель и рванул вперед, в — а затем и через, неизвестно как, — эту пересеченную дорожную стереометрию. Ни теория вероятностей, ни фундаментальные законы физики ему были не указ.
Шофер Огуна ухмыльнулся пассажирам:
— На мировом чемпионате таксистов нигерийцы бы выиграли, точно вам говорю.
Поток машин стекался к перекрестку, где на проводах, точно глазное яблоко из глазницы,
«Что я тут делаю?»
Когда проезжали мимо аварии, рев стал громче; из-под смятого капота такси поднимался пар, из-под задней оси «БМВ» капало масло. Тот самый «БМВ», что их обогнал, — тот, что отразил Лору в затемненном стекле. Владелец вылез и гневно махал руками. Зеваки быстренько выбрали, за кого болеть, и, судя по всему, мгновенно прониклись верностью своим командам.
— Движение в Лагосе бывает смертельно, — сказал вождь Огун Лоре. — Не туда свернул — а тебя уже поджидают. Генерал Муртала, в честь которого аэропорт, наш бывший президент, — его убили в пробке. Подошли к машине, начинили ее пулями по самую крышу. Машина стоит в Национальном музее. Дырки до сих пор видны. — Он кивнул за окно — на месте аварии собралась толпа, она негодовала и вопила. — Вы уверены, что хотите на остров Лагос?
— Да это мелочи, — сказал шофер. — В Лагосе такое сплошь и рядом. Иногда до мордобоя доходит, но, как проедем, дальше полетим с ветерком.
Вождь Огун чуть не прожег его взглядом насквозь, но шофер отвлекся: заметил прореху в потоке и теперь втискивался туда, временами едва не расталкивая зевак. Появились стайки мальчишек — воспользовавшись пробкой, они бегали между машинами, тряся пакетами с водой, стучали в окна, предлагали газеты.
— Новости со всего света и вода! Чистая вода! Чистая вода-а!
— Из-под крана, — сказал вождь Огун, устраиваясь поудобнее. — Отфильтрованная через марлю. Лучше не покупать.
Другие мальчишки размахивали пачками батареек, букетами шариковых ручек.
— Батареи и ручки!
— Чистая вода! Чистая вода-а!
— Новости со всего света!
За деревцами на обочине толпились бетонные дома. А между ними — сюрреалистическая картина: дверь за рольставнями, на металлических пластинах краской написано: «ЭТОТ ДОМ НЕ ПРОДАЕТСЯ». Дальше такие объявления попадались чаще. На всяких лавках: «ЭТА БЕНЗОКОЛОНКА НЕ ПРОДАЕТСЯ». На недостроенных зданиях, под лесами нестойких: «НЕ ПРОДАЕТСЯ!!!» На одной витрине дописали предупреждение: «ОСТОРОЖНО: 419».
— А, это? — сказал вождь Огун, когда Лора спросила. — Увы, пятно на кристальной репутации Нигерии. Иногда, если владельцы в отъезде, мошенники продают их дома и компании. Выдают себя за владельцев, подписывают фальшивые договора и сматываются с деньгами. В Лагосе все очень дорого, в удачные сделки люди зубами вцепляются. Платят обычно вперед. Честные владельцы возвращаются, а у них в доме уже кто-то поселился. Представляете? Вот так дом потерять? И юридически тут, как вы понимаете, все очень запутанно. Иногда настоящие владельцы теряют дома во всей полноте, хоть ни в чем и не виноваты. Проще сразу объявление повесить.
«Этот дом. Не продается».
— А четыреста девятнадцать? — простодушно спросила она. — Это что значит?
— А вот этого я не знаю. Смотрите
Впереди вздымался мост, машины переползали его длинной гусеницей.
— Лагос очень плоский. Выстроен на осушенных болотах. Много островов, сшитых мостами. А это самый длинный мост в Лагосе — может, и во всей Африке. Поразительно, правда?
Чем ближе к мосту, тем больше уличных торговцев. Разносчики и разводилы, мелочёвка и мольбы. Мужчины и женщины размахивали своим товаром, зазывали. Мимо проплывал головокружительный ассортимент. У одних подносы с обувью, у других — панамы. Одни продают свечи зажигания, другие — солнечные очки. Тюбики зубной пасты, упаковки хозяйственного мыла. Сигареты. «Никоретте». «Гейторейд» и книги — Библия в основном, еще Коран. Ремни вентиляторов, вентиляторы. И брючные ремни. Пачки бритвенных лезвий. Алкоголь в пакетах. Безделушки, игрушки, ДВД. Журналы. Микрокалькуляторы. Банданы и бананы. Вьетнамки и будильники. Парикмахерские кресла и сапожные мастерские. Маникюрщицы шли между машин, размахивая щипчиками, а портной, балансируя ручным «зингером» на голове, окликал водителей. Один предприимчивый юнец на обе руки нацепил стульчаки, будто застрял в великанском серсо.
— В Лагосе говорят: можно выйти на улицу в одних трусах — пока доберешься до первого моста, побреешься, помоешься, оденешься, вычистишь зубы и ногти накрасишь. А если трусы забыл, найдутся и они.
Вождь не шутил. Один торговец размахивал мужскими трусами на шесте, туда-сюда, как флагом, другой продавал бюстгальтеры. (Судя по размерам, груди в Лагосе пышные.)
— А у вас такое место есть? — спросил вождь Огун. — На родине?
Она задумалась.
— Торговый центр, пожалуй.
Да ну его, этот мост; уличные торговцы — вот это поразительно.
Седан забирался на пологий подъем, на горб Третьего континентального; впереди притормаживали автобусы — сбрасывали скорость, не останавливаясь совсем, и подбирали пассажиров.
— Им нельзя останавливаться на шоссе и мостах, — пояснил вождь Огун. — Но притормаживать никто не запрещал.
С округлой макушки моста Лора увидела тысячи лачуг прямо на воде. Похоже на оптическую иллюзию — но нет, не иллюзия.
— Нигерийская Венеция! — самодовольно рассмеялся вождь Огун. — Трущобы Макоко. Всё на сваях. Остроумно, да? Плавучий город, строился поколениями. Пыльное облако видите? Это лесопильни Эбуте-Метта. Здесь кончаются леса Дельты Нигера — их пилят, грузят, отправляют в Америку и во всякие места вдалеке.
Вдоль берега по литорали скользили плоскодонки, на шестах двигались по тончайшей пленке воды.
— Рыбаки? — спросила Лора.
— Мусорщики. Там выход центральной канализационной трубы с континента, а в канализацию много полезного попадает.
Лагос как он есть — точно расколошмаченный пчелиный улей. Все в движении — даже, кажется, дома. Пахнет рыбой, пахнет плотью. Узкие проулки, клаустрофобские улицы. И розовых лиц, кроме Лориного, в окрестностях не видать.
Жилистые мужики толкали тележки по мостовой, не замечая ни машин, ни шустрых окада. За тележками шли женщины с пирамидами апельсинов на головах — шагали с изяществом, какого Лора в жизни не встречала, и ни единого фрукта не уронив.