42.Зачистка

Гравицкий Алексей

Резаный никак не мог понять, на кого тот больше похож, на фанатика или на просветленного.

–  На этой земле уже два раза грохнуло.
– Бородатый говорил вроде спокойно, но с жаром.
– Грохнуло так, что после этого не живут. И что? Я только сейчас это понял. Жизнь-то продолжается. Новая жизнь, другая. Она уже есть. Можно совершить против нее преступление, но уничтожить ее невозможно. Мы столкнулись с чем-то новым, незнакомым. С новой жизнью. Каждый из нас пытается как-то к ней приладиться по мере возможностей и воспитания. Кто-то

уничтожить хочет, кто-то нажиться, кто-то просто живет.

–  Ты о чем?
– не понял Резаный.

–  Ну как тебе… - Снейк попытался подобрать слова.
– Вот Наташа твоя, она же монстров не стреляла, хабар не таскала. Ей все это до фонаря было. Она здесь просто жила. И Егор. Он уже здесь живет. Сегодня. И будет жить здесь потом, потому что он здесь вырос, он другого не знает. И будут еще такие Егоры. Но можешь ли ты утверждать, что они станут жить так, как мы? Если для них будет знакомо и понятно то, что мы не знаем и, не понимая толком, отстреливаем?

–  К чему эта проповедь?
– вконец опечалился Резаный.

–  Ну как тебе объяснить… - Снейк щелкнул пальцами.
– Ты маленьким был?

–  Не в этой жизни.

–  Книжки в детстве читал?

–  Ну, было дело.

Понять, куда клонит бородатый, он уже отчаялся.

–  Помнишь фантастику советских времен? Про зону и сталкеров? «Пикник», кажется. Ту книжку многие любят сравнивать с тем, что мы сейчас имеем. Дескать, братья-фантасты предсказали…

–  К чему клонишь-то?
– не выдержал Резаный.

–  Я, кажется, понял, в чем главное отличие героев той книжки от нас. Они уважительнее, что ли, были, понимаешь? Интеллигентнее. Мы вот стреляем, выживаем, бары-жим. Мерка всему внутри Периметра - патроны и жратва, мерка всему за Периметром - валютный эквивалент. Мы ведь как тот генерал. Уничтожаем. Я понимаю, то - всего лишь книжка, там все красиво и возвышенно, а тут жизнь, другие мерки. Но, может, нам стоит иногда приостановиться и вместо того, чтобы рвать на части, прислушаться? Может, что-то услышим, что-то поймем? Ведь жизнь на нас не кончается. Нельзя же все время хапать и уничтожать. Ведь что-то будет и после нас. Вот Егор будет. И Зона будет.

–  Будет, но без меня.

Резаный сел за стол и помассировал виски. От подобных разговоров всегда болела голова. Разговор может быть какой угодно сложности, но конкретный. А все эти абстракции… Кому они нужны?

–  И мне по фигу, - добавил он, - что будет, когда я сдохну. Нет уж, я слишком стар, чтобы меняться.

–  А я вот попробую, - нисколько не расстроился такому ответу Снейк.
– А ты и без того хорошее дело делаешь.

–  Какое?

–  Даешь жизнь. Мальчишкам этим.

Резаный смерил Змея взглядом. Не то сталкер помешался, не то кто-то из них двоих в самом деле чего-то не понимает.

–  Они мужики.

–  Это Рыжик-то мужик?
– фыркнул Снейк.
– Мозгами-то мальчишки.

–  Лирика это, - отмахнулся Резаный, к черту такие разговоры.
–

Чего решил?

–  Остаюсь, - просто ответил Змей.
– Нужен же Егорке отец. Мы вот со Славкой убежать хотели. А нет. От жизни не убежишь.

–  С каким Славкой?

–  Все у тебя в лоб, как у того генерала. Ты вот попробуй прислушаться.

Снейк улыбнулся одними глазами и вышел. Тихо хлопнула дверь. Резаный тупо смотрел в пространство, пытаясь вспомнить, где в последнее время мог видеть Славку, и почему не запомнил человека, если тот нехарактерно для Зоны назывался по имени.

Они со Славкой. Перед глазами возник образ: бородатый, похожий на помесь викинга с Санта Клаусом Снейк и некрупный на его фоне седой Мунлайт с вечной гнусной ухмылкой и бородкой-подковкой.

–  Так его Славой звали, - удивленно произнес Резаный, не заметив, что говорит сам с собой.
– А я и не знал.

11

Генерал-майор Талимонов был зол. Поездка в Зону отчуждения в его планы не входила. Он свое отбегал в молодости, когда судьба в лице начальства забрасывала в такие дали, что не очень-то и дойдешь. Сейчас Талимонову хотелось только покоя. И вот на тебе, вместо того чтобы греть задницу в заслуженном мягком кресле, подогреваясь чаем и коньяком, он вынужден переться в какую-то глушь.

До блокпоста они, можно сказать, пронеслись с ветерком. А вот после пошло что-то невообразимое. Машину возило из стороны в сторону. Ухабистая дорога, а вернее, ее отсутствие, была заметена снегом. Снега намело много. Причем наметало, когда было холодно. Теперь немного потеплело, и сугробы стали тяжелыми и влажными.

Джип мотнуло, словно в глубине сугроба, по которым он ехал до того, были рельсы, а сейчас они кончились, и машина застряла. Она и в самом деле застряла. Колеса закрутились вхолостую, зарываясь глубже. Водитель выматерился, бросил насиловать движок и выпрыгнул из машины. Снегу оказалось не меньше, чем по колено. Как это они еще раньше не застряли.

Талимонов приоткрыл дверцу и мрачно поглядел на водилу.

–  Чего там?

–  Застряли, товарищ генерал-майор, - официально отчеканил тот.
– Тянуть надо. Я сбегаю за помощью, а вы посидите немножко.

–  А далеко еще?

–  С полкилометра, - прикинул водитель.
– Ну, может, чуть побольше.

Талимонов вылез из машины и провалился в снег.

–  Сиди уже, я сам схожу.

–  Товарищ генерал, здесь небезопасно, - предупредил водила.

Талимонов кивнул и зашагал прочь, глубоко проваливаясь в снег. Идти было неудобно. А скоро стало еше и неприятно. Машина скрылась за голыми деревьями с черными стволами и заснеженными кронами. Кругом был лес. Голый й мертвый.

Зимой в лесу всегда тихо, но здесь тишина была уж совсем какая-то жуткая. Ни ворона не каркнет, ни ветка не треснет.