47 ронинов
Шрифт:
С самураями все иначе: само слово «самурай» происходит от глагола «служить». Всю жизнь они руководствуются неписаным законом, родившимся давно и окрепшим за столетия войн и раздоров. И закон этот вручает их жизнь в руки хозяина, создавая между вассалом и даймё такую же крепкую связь, как между членами одной семьи и старейшиной рода. Сам Оиси являлся дальним родственником господина Асано, но дело не только в кровных узах. Не всем доменам повезло иметь такого же просветленного хозяина, как князь Ако, – существовали «семьи», погрязшие в неприязни и недовольстве; «семьи», управляемые глупцами. Но даже там воины перед лицом внешней опасности сплачивались. «Не спеши ликовать,
Самураи господина Асано были его семьей. А значит, они представляют угрозу для любого, кто попытается захватить Ако, – в том числе и для сёгуна. Потому-то для начала и понадобилась внезапная смерть их даймё – чтобы устранить конфликт лояльности. Предполагалось, что лишившиеся хозяина вассалы не станут оказывать сопротивления, ведь теперь их единственный господин – сёгун и открытое неповиновение ему будет изменой.
Если же они все-таки не пожелают подчиниться, Токугава их уничтожит. Именно для этого он и собрал армию. Тех защитников Ако, кто не сложит голову в бою, казнят. Так что все они погибнут. Но погибнут с честью, примут смерть, достойную самурая. В противном случае их ждет позорное жалкое существование, которое и жизнью-то не назовешь, – существование ронинов.
И все же… Если выбрать сражение, вместе с самураями умрут и люди, явившиеся в замок искать защиты. И не только они. Стоит начаться репрессиям – и даже богам неизвестно, сколько невинных поляжет в резне, которую устроят в назидание бунтовщикам. Ако предадут огню и мечу – дабы упредить желание прочих недовольных нарушить «величайшую вассальную присягу», данную сёгуну. И тогда воплотится в жизнь самый страшный кошмар князя Асано.
А госпожа Мика? Хотя она, будучи женщиной, и не имела законного права унаследовать Ако, тем не менее девушка являлась последним оставшимся в живых представителем родословного древа Асано. А значит, они, самураи, были ее вассалами, обязанными преданно ей служить. Если сдать замок без боя, у Мики попросту не останется будущего. Если же отказаться подчиниться Токугаве, перед ней – так же, как и перед у самураями ее отца, – откроется один-единственный путь.
Госпожа Мика отчетливо понимала, что лежит на чашах весов. Но вынести окончательный приговор поручила ему, Оиси, – признавая тот факт, что ее отец доверил бы своему каро то, чего никогда не смог бы доверить дочери: самую горькую правду и самое трудное решение.
С годами Оиси превратился в такого искусного мастера сёги – любимой настольной игры военачальников, – что даже господин Асано утверждал: с каро лучше играть в кости, положившись на счастливый случай, чем в сёги, где тот вовсю применяет коварные стратегии.
И лишь за последний месяц Оиси осознал – к сожалению, слишком ясно, – что в сёги играют клиновидными деревяшками, а не человеческими жизнями.
Генералы завоевывают – солдаты гибнут. Жертвуя кусочками дерева, генералом не станешь.
Последнюю неделю Оиси спал не больше одного-двух часов в сутки – почти все длинные, бесконечные ночи он проводил в фамильной усыпальнице Асано, моля богов указать ему верный путь, послать озарение. Но боги молчали.
Он так и не решил, что делать. И каждую минуту ждал: вот-вот стражник с какой-нибудь дозорной башни закричит о том, что на горизонте показался сёгун со своей армией. Потому-то и сидел сейчас, вслушиваясь в споры относительно дальнейших шагов. Запереть ворота и приготовиться к осаде? Или открыть проход и покориться неизбежному?
«Пообещай мне, что на первое место будешь ставить интересы Ако». Последняя просьба господина
Вот только… Весь этот месяц душу Оиси терзало невыносимое чувство – мучительная уверенность в том, кто именно из любимчиков Токугавы извлечет выгоду из гибели князя Асано.
Господин Кира.
Случившееся было делом рук Киры. Хотя то, каким образом ему удалось повлиять на сёгуна – да и на саму судьбу, – оставалось непостижимым. Разве что… Оиси слишком поздно, уже после смерти князя Асано, но все же припомнил ночной визит Кая, его предупреждение. Владения Киры находятся высоко в горах, и мысль о том, что в союзники себе он привлек кицунэ, со временем стала казаться Оиси вполне правдоподобной.
Теперь-то уже какой смысл возвращаться к той ночи, к словам полукровки?.. Правда, слишком многие утверждают, что полукровка и демон – это одно и то же. Что, если Кай и впрямь наделен способностью чуять других демонов? Если он и в самом деле видел ведьму-лису в чаще, где убили кирина? А потом – в свите Киры?..
Разум Оиси отказывался надолго останавливаться на том, чего уже не вернуть. Ему и без того есть о чем беспокоиться… К ним близится опасность – неумолимая, как пущенная меткой рукой стрела; стрела, от которой не увернуться.
– Да о чем тут думать?! – Голос Ясуно, возвысившийся в попытке перекричать другого спорщика, вернул Оиси в реальность.
От напряжения нервы у всех, казалось, вот-вот лопнут, словно прогнившая тетива. А постыдный провал, случившийся с Ясуно во время турнира, заметно ухудшил его и так непростой характер.
Заместитель каро Хадзама вновь терпеливо произнес:
– Наш хозяин смирился со своим приговором. Значит, и мы должны…
– Нашего хозяина заманили в ловушку! – сердито оборвал его Ясуно. – Он ни за что не напал бы на господина Киру без причины.
– И теперь закон сёгуна предписывает нам сдать замок! – негодующим скрипучим голосом поддержал Ясуно старик Хорибэ.
Находясь в том возрасте, когда большинство воинов уже почивают у огня в ожидании, пока внуки пережуют для них пищу, Хорибэ все еще был силен – и упрям, – точно вепрь. Смерть в битве стала бы для него неслыханной удачей, о которой он мог лишь мечтать. Но вряд ли такая участь привлекала всех жителей Ако.
– Мы не можем нарушить закон, – покачал головой Басё. – Это плохо отразится на потомках господина Асано…
Порою, слушая не самые почтительные шуточки Басё и зная о его дружбе со вспыльчивым Ясуно, Оиси гадал: а по своей ли воле покинул великан тот монастырь, где провел юность? Может, его оттуда выгнали? Однако сейчас, в эти трудные времена, в голову каро пришла другая мысль: не прячет ли в себе огромное тело Басё душу бодхисатвы – просветленного?
Всякий раз, когда обстоятельства провоцировали в нем, Оиси, внутренний конфликт между его пониманием нравственности и необходимостью беспрекословно повиноваться, Басё без колебаний выбирал ниндзё, голос своей совести, пренебрегая гири. Обычный хозяин уже давно изгнал бы его или лишил жизни за подобное ослушание. Но господин Асано обычным не был. Оиси всегда помнил, как мудрость великана вызволила юную Мику-химэ – и вместе с ней ее отца – из той глубокой ямы, в которую оба они рухнули от горя после смерти матери девочки.