52 Гц
Шрифт:
— У тебя очень красивая сестра, — сказал Джеймс.
— Ага, — сказал Майкл.
— Она тебя очень любит.
— У нас в семье все всех любят.
Джеймс запнулся, огонек его сигареты мигнул в темноте. Майкл невовремя вспомнил, что не перед тем решил похвастаться. У Джеймса в семье, как он помнил, все было не радужно.
— Извини, — сказал он. — Я не подумал.
— Ничего, — ровным тоном сказал Джеймс. — Я знаю, ты иногда просто не думаешь.
— Я извинился! — вспылил Майкл, потом вспомнил про Фредди, спящую на плече, про то, что вообще-то сам виноват, и нечего тут… Насупленно
— Я помню, ты говорил как-то, что хотел бы сестру, — сказал Джеймс.
— Я много чего говорил, — буркнул Майкл.
Дым, подсвеченный фонарями, желтым облаком уносило в сторону от дороги. Ветер был сырой, игривый — то бросался порывом в спину, будто пытался всадить нож, то плевал моросью в лицо. Потом фонари кончились, началась темнота. Луна пряталась за облаками, очертания кустов у дороги еле различались глазом. Майкл пялился в темноту, чтобы не пропустить поворот к трейлерному парку.
— Значит, будешь здесь до конца съемок?.. — спросил он, просто чтобы не молчать.
— Да, — отозвался Джеймс. — Все четыре месяца.
— Четыре — это если график не сорвется. Природа, погода… катаклизмы. Человеческий фактор.
— Я останусь здесь, пока буду нужен, — спокойно сказал Джеймс.
Майкл почти не видел его в темноте, но слышал его голос. Голос был не мальчишеский. Но, привыкая, прислушиваясь к нему, Майкл начинал узнавать. Так бывает, когда встречаешь кого-то через много лет: сначала не понимаешь, что это тот же самый человек, он кажется совершенно чужим. Но сейчас Майкл вдруг начал узнавать. Наверное, темнота помогала. В темноте фигура Джеймса, если не глядеть на него прямо, казалась такой же, как раньше. И голос. Можно было прикрыть глаза и притвориться… Что он тот же самый. Иллюзия вдруг показалась такой четкой, что Майкла кольнуло в сердце. Он остановился, переводя дыхание.
— Потерялись? — спокойно, даже с любопытством спросил Джеймс.
— Нет, — хрипло отозвался Майкл. — Почти пришли. Просто рука занемела.
— Хочешь, я ее понесу? — предложил Джеймс.
— Справлюсь, — ворчливо отозвался Майкл. — В ней весу, как в курице.
В кустах возник просвет, в нем показалось свечение — дорога поворачивала к трейлерному парку. Майкл свернул, зашагал по хрусткому гравию.
— Знаешь, — сказал он. — Давай просто поработаем вместе. Мы сможем. Я люблю это, — он кивнул вперед, в сторону освещенной стоянки. — Хочу сделать все хорошо. Как можно лучше.
— Я тоже, — негромко сказал Джеймс.
— Я не хочу вместо работы выяснять, кто в чем виноват, — сказал Майкл, не глядя на него. — Давай просто не будем. Я уверен, тебе есть что мне сказать, я бы тоже, наверное, выговорился… Но это уже неважно, да? Поставим точку и разойдемся.
— Неважно, думаешь?
— Да.
Джеймс молчал как-то многозначительно. Насмешливо даже. Оскорбительно. Майкл насупился.
— Не судьба, — мрачно сказал он, предваряя возражения Джеймса. — Неважно, жаль, не жаль… Давай просто начинать даже не будем.
— А что?.. — спросил Джеймс. — Боишься?
— Чего я боюсь? — угрюмо спросил Майкл.
— Того, что можешь услышать.
— Ничего я не боюсь, — буркнул тот. А по спине прошел холодок, будто предчувствие страшного известия.
Ага, щас.
— Я подожду, — покладисто сказал тот, и Майкл не нашел слов, чтобы его отшить.
Он зашел внутрь, сгрузил Фредди на кровать. Та даже не проснулась. Он стянул с нее сапоги и куртку, завернул в одеяло. Фредди перевернулась на бок, уткнулась носом в стенку и засопела. Майкл подоткнул одеяло — тщательно, очень тщательно. Выпил воды, посмотрел на себя в зеркало, провел рукой по волосам. Отыскал новую пачку сигарет, сунул в карман. Огляделся, пытаясь найти какой-нибудь повод задержаться подольше и не выходить к Джеймсу, но не нашел. Пришлось вылезать наружу. Искать слова, чтобы поддержать разговор. Слов как-то не находилось.
— Я всегда был мудаком, — сказал Майкл, разрывая целлофановую обертку и нервно распаковывая сигареты.
— Нет, не был, — спокойно поправил Джеймс. — Ты был наивным.
— Наивным мудаком, — не уступил Майкл. Руки у него мелко дрожали — странно, вроде не пил?
— Из говна и палок?.. — хмыкнул Джеймс, и Майкл чуть не выронил сигареты.
Ничего не ответил. Торопливо сунул одну в рот, выудил из кармана пластиковую зажигалку.
— Хочешь знать, почему я не позвонил? — спросил Джеймс.
— Не хочу, — буркнул Майкл и как со стороны, услышал свой сорвавшийся голос.
— Я не хотел тебя видеть, — сказал Джеймс, и Майкл удивленно поднял на него глаза.
Джеймс стоял, сунув руки в карманы, отвернувшись, глядя куда-то вдоль рядов длинных трейлеров.
— Что, все это время не хотел? — попробовал пошутить Майкл, но шутка не удалась. Джеймс повернулся, посмотрел на него, как на придурка. Улыбнулся так, словно ему было неловко из-за откровенной дурости Майкла.
— Да. Все это время.
Майклу стало не по себе. Джеймс двинулся вперед медленным шагом, и Майкл пошел за ним, как привязанный.
— Представь себе человека, который выжил в пожаре, — сказал Джеймс. — Обгорел до углей, но выжил. Кровавый такой… уголек. Черное мясо спекается, трескается, и из него постоянно что-то сочится. Представь себе ощущение, когда…
Джеймс сделал паузу, и Майкл обнаружил, что не может дышать. Он торопливо затянулся, резко выдохнул.
— Это ощущение, когда тебе больно лежать, сидеть, стоять… Больно дышать. Хочется вырвать себе горло, чтобы хотя бы вдохнуть. Больно открывать глаза. Больно все. Больно жить. Вот это был я. В то лето. Я просыпался и ненавидел свою жизнь, — сказал Джеймс. — Тебя. Себя. Своего отца. Я ненавидел, что мне нужно вставать, отскребать себя от постели. Умываться. Завтракать. Выходить из квартиры. Ехать на учебу, сидеть там, смотреть на людей. Слушать лекции. Понимать, что мне говорят. Я постоянно думал о том, где мне найти силы, чтобы покончить с собой. И, знаешь… Тот мальчик, которого ты знал — он умер тогда. От горя. От разлуки с тобой.