52 Гц

Фальк Макс

Для развлечения главного каста и для того, чтобы они прониклись духом Ирландии, Шене организовал поездку к ближайшим достопримечательностям и выделил на это отдельный день. Майкл не горел желанием тратить рабочее время на туристические экскурсии, но спорить не стал. Загрузился в автобус, сел у окна. Питер почти мгновенно нарисовался рядом в поисках очередного наставления.

— Я что-то упускаю, — сказал он. — Я стараюсь делать все по правилам, у меня тетрадь есть — я ее всю исписал.

— Чем? — спросил Майкл.

— Утренними

страницами, — серьезно сказал Питер. — Знаешь, есть такая техника у Джулии Кэмерон, ты садишься и пишешь три страницы все, что приходит тебе в голову. И я пишу, ну, как бы Терренс вел дневник. И что-то не складывается.

Майкл угукнул, выхватил из кармана сиденья сценарий Питера и сунул себе под бок.

— Во-первых, перестань трястись над текстом. Ты же его знаешь.

Питер смотрел растерянно.

— А если я ошибусь?..

Мимо рядов прошел Джеймс, Майкл окликнул его:

— Вот скажи, тебе принципиально, чтобы мы шли по тексту без отступлений?

— О каких отступлениях речь? — тот остановился в проходе, облокотился на спинку сиденья.

Майкл смотрел, зависая, на его лицо и короткую стрижку. На глаза, которые снова казались яркими и живыми. Когда они встретились в новогоднюю ночь, Джеймс был притихший, будто его настроили на минимальную яркость. А сейчас он уже был другим. Повеселевшим, что ли. Так хотелось увидеть, как он улыбается, что Майкл не сдержался:

— Ну, если Питер скажет вместо «Мудак ты, Эрик» — «Ты такой говнюк, Эрик МакТир, что теперь наконец я понял, почему в Ирландии такая зеленая трава — ты как телега с навозом, прошел через поле — и удобрений больше не надо».

Джеймс звонко рассмеялся, потом сказал:

— Если ты про дух, а не про букву, то я не против импровизации. Попробуйте.

— По-моему, эта история, — сказал Майкл, глядя на него, — она просит чуток ослабить вожжи. Я чувствую, что ей не хватает свободы.

Джеймса вежливо спросили сзади, будет ли он двигаться дальше, и тот, извинившись, пошел в конец салона, не договорив.

Питер растерянно посмотрел на отобранный сценарий.

— Ты знаешь текст, — сказал Майкл. — Перестань держаться за бумагу, все должно быть у тебя в голове. Это же не театр, где если ты лажаешь, это всем сразу видно. Нужно будет десять дублей — сделаем десять.

— Ладно, смотри, — Питер развернулся к нему всем корпусом. — Терренс гуманист, он хочет помочь людям…

Майкл предупреждающе поднял палец.

— Притормози. Тебя все время заворачивает в платонику.

Майкл задумчиво постучал костяшками пальцев в окно автобуса, потом продолжил:

— Ты приходишь, такой благородный спаситель страждущих Терренс Эксфорд, снисходящий чуть ли не с облака, чтобы осенить каждого нищего своим сиянием.

— Но это же так и есть, — уверенно сказал Питер. — Если не утрировать.

— Прикрути пафос, — посоветовал Майкл. — Гуманизм гуманизмом, но у тебя получится плоско, если ты будешь играть только

это. У Терренса должны быть слабости. Пороки, в конце концов. Не тот у него масштаб, чтобы вставать на место Иисуса Христа. Он человек, а ты его рисуешь плакатным идеалистом.

— Но как же тогда…

Майкл, в свою очередь, развернулся к Питеру, смерил его взглядом.

— Мудак ты, Терренс, — сказал он.

— Что это я мудак?.. — возмутился тот, приосаниваясь.

— Не-не-не, — Майкл покачал головой. — Это ты у себя в голове держи. А ртом ты такие слова не выговариваешь. Ты же джентльмен из хорошей семьи, что за выражения? Где твое воспитание? Тебе нужно на деле показать мне, что мудак тут — я, а не опуститься на мой уровень.

Питер помолчал, глядя в сторону.

— Ваше мнение безосновательно, — наконец сказал он. — Сэр.

— Ты что, сейчас оправдываться передо мной будешь, говнюк малолетний? — спросил Майкл. — А давай ты мне еще сапоги поцелуешь?

Питер вспыхнул, ответил после паузы:

— Я не удивляюсь, что низость вашего положения заставляет вас видеть в каждом человеке врага или дурака.

— Что за движняк, почему без меня? — Коди, навострив уши, пересел поближе. Узнав, что они отрабатывают вхождение в роль, он азартно включился в процесс, так что Питеру на помощь, чтобы он не оставался один против двоих, пришла исполнительница роли его сестры. За ней не усидела на месте сестра Эрика, потом отец Донован вставил пару слов, и вскоре весь каст увлеченно переругивался через ряды, и в явном выигрыше были те, кто умел орать громче. Они хохотали, осыпая друг друга витиеватыми оскорблениями. Питер, вскочив с места, с горящими глазами орал звонче всех — и матерился так изысканно и завуалированно, что казалось, автобус подпрыгивает не от выбоин на дороге, а от дружного хохота.

В какой-то момент Майкл отключился от общего веселья. Просто слушал, улыбаясь. Смотрел в окно, на подернутые моросью холмы. Что-то витало в воздухе, что-то волшебное, царапающее душу. Они все были такими разными, далекими друг от друга — но, удивительно, игралось им очень легко. Все шло гладко, каждый был на своем месте, каждый просто… работал. Буднично, без мерцания блесток, без позы, без желания оторвать себе личный, лишний кусок внимания. Когда они снимали грим и костюмы, их нельзя было отличить от массовки. Просто одетые, просто держащиеся, смеющиеся, какие-то… простые.

Иногда Майкл думал, что ему не хватает истеричной тусовочности на площадке. Взбудораженного оптимизма, сияния, блеска. Ведь кино нужно делать, выматывая из себя все жилы, накручивая нервы на медную проволоку, и только тогда это искусство, когда ты изошел потом и кровью вместе с такими же, как и ты, и в конце дня у тебя просто нет сил, ты хочешь лечь и умереть — а завтра утром ты открываешь глаза и ждешь, что принесет тебе новый день.

Когда автобус остановился, Майкл не ждал подлянки.