52 Гц
Шрифт:
Майкл шагнул обратно и закрыл дверь. Прошел мимо легкой плетеной мебели, подошел к краю террассы и оперся локтями об ограждение. Голос Виктории погас, до него доносились только отдельные выкрики.
Он зря надеялся, что Фабьен согласится на встречу. И дело было не в том, что они разбежались полгода назад.
Фабьен была слишком хороша для него. Он всегда это знал.
Они встретились на съемках. Независимая студия снимала новую интерпретацию Шекспира — «Сон в летнюю ночь». Из абсурдной комедии режиссер сделал жутковатую мистическую драму о ревнивом и озлобленном Обероне, который мстит Титании за ее измены. Оберон из Майкла вышел жестокий и демонический. Фабьен
Искры между ними не было — ни на первой встрече, ни на читке, ни на репетициях. Майкл спал с какой-то девчонкой со второго плана — и смотрел на Фабьен. Что в ней было — он сам не знал. Миниатюрная, тонкая, темные волосы кольцами, синие глаза. Они играли на камеру страсть и муку, за камерой — смеялись, делились сигаретами, таскали друг друг за другом стаканчики кофе, сценарии, воду, шарфы, куртки, сэндвичи. Потом Фабьен некрасиво, со скандалами и телефонными истериками, расставалась со своим бойфрендом — и Майкл оказался в нужное время и в нужном месте, чтобы подхватить ее и утешить. Она вяло сопротивлялась, отнекивалась, отказывалась, извинялась, но Майкл не слушал. Впервые за долгие годы он точно знал, что больше не хочет других. Хочет ее. Он завоевывал ее упрямо, тепреливо и романтично.
Она сдалась, и Майкл попал в рай. Фабьен была красивая, умная, тонкая. С ней было просто, с ней было легко. Остаток съемок прошел для Майкла в розовом романтическом угаре. Он бросил пить, он влюбился до дрожи в руках и даже начал думать сделать ей предложение. И не просто сделать, а схватить ее в охапку и увезти в Лас-Вегас, чтобы Элвис поженил их сегодня же вечером. Он даже начал присматриваться к кольцам.
Вмешался Ларри.
Ларри Блуменсдейл был одной из крупнейших фигур киноиндустрии. Продюсер, владелец огромной студии «Нью Ривер Фронтир», которая год за годом штамповала кассовые фильмы, сметающие Оскары, как носки на распродаже. Щупальца Ларри потянулись к перспективному фильму с молодыми звездами, нашарили Фабьен, взяли, поволокли. Майкл чуть-чуть опоздал со своим предложением: Ларри был очень быстрым, когда дело касалось бизнеса. Он назначил Фабьен встречу, предложил контракт со своей студией, интересную роль, гонорар — в обмен на то, что Фабьен будет очень послушной девочкой.
Фабьен отказалась — в таких выражениях, что цитировать ее решалась только желтая пресса и самые скандальные блоггеры. Ларри обиделся. Дернул за ниточки. Фабьен оказалась без работы. Ни одна голливудская студия, даже независимая, больше не хотела с ней связываться — все знали, что Ларри из принципа утопит любого, кто ему помешает. Никто не хотел рисковать своим делом, деньгами и репутацией из-за одной слишком гордой актриски.
Фабьен вернулась во Францию. Майкл хотел было рвануть за ней, но в этот момент благосклонный взгляд Ларри упал на него, и Майкл выбрал карьеру. Начал встречаться с Викторией. Виктория была протеже Ларри, и все сложилось само собой, Майклу даже не надо было стараться. Когда они объявили себя парой, Фабьен прислала ему смс: «Приятно быть человеком, который знает себе цену? Надеюсь, ты хотя бы не продешевил».
***
Бесшумный лифт плавно уносил их вниз, от скоростного спуска у Майкла закололо в висках. Он смотрел на себя в зеркальной стене, смотрел и не узнавал. Кто это стоит напротив, кто этот человек с его лицом? Кто угодно, только не он сам. Откуда он мог взяться в лифте дорогущего Нью-Йоркского отеля, под руку с девушкой, чьи фото украшают обложки журналов и витрины ювелирных бутиков?.. Тысячи мужчин видят ее в эротических снах, а она стоит рядом с ним, живая, напудренная,
Нет, ты опять замечтался, Майкл, это не твоя жизнь. Как ты сюда попал?.. Откуда у тебя этот пиджак, у кого ты его одолжил? Откуда у тебя на лице эти тридцать лет, бессонные ночи, тусовки, текила, предвкушение утреннего похмелья?
Он смотрел на себя, и жизнь казалась затянувшимся сном. В любой момент оборвется. Откроешь утром глаза — а ты все тот же нищий неуч из отцовского гаража, и вся эта жизнь, все эти женщины, все, начиная с Джеймса — тебе приснилось.
Он плотнее прижал к себе Викторию, та, не раздумывая, прильнула теснее, не отрываясь от копошения в своем клатче. Нет, не сон. Это его реальность. Он забрался на вершину мира, он звезда с трудным прошлым, такое всегда выгодно оттеняет великолепное будущее. И девушка рядом — его. И пиджак — его, и вся эта жизнь, весь этот мир — его.
На подземной парковке ему мигнула фарами блестящая приземистая BMW серо-стального цвета. Хоть что-то тут было не его, а арендованное. Майкл сел за руль, подождал, пока Виктория пристегнется, и плавно тронулся с места, выруливая на дорожку между парковочными местами, размеченную по бетону широкими желтыми лентами.
— Почему мы никогда не останавливаемся у тебя? — спросила Виктория, проверяя свой макияж в зеркальце. — У тебя же здесь есть квартира.
— Я ее не люблю, — ответил Майкл.
— Зачем тогда купил?
— Захотел.
— Захотел, — фыркнула она и снова полезла в клатч. Вытащила целлофановый пакетик со щепоткой белого порошка, встряхнула: — Будешь?..
— Не будь дурой, — Майкл, перебирая руками по рулю, поднимался по спиральному выезду из подземного гаража. — Я за рулем.
— Ну и ладно, — Виктория равнодушно пожала голыми плечами.
Раскрыла зеркальце у себя на коленях, насыпала две дорожки, разровняла их первой попавшейся скидочной картой. Машина мягко подпрыгнула на выезде из гаража, перекатившись через «лежачего полицейского».
— Блядь, Майкл!.. Ровнее веди!
Тот не ответил.
Глава 2
Гладкие сияющие машины выстроились вдоль «Киприани», как паровозик, растянулись по Сорок второй Ист стрит на несколько сотен метров. Подкатив к расстеленной дорожке, каждая распахивалась, выпуская наружу улыбающихся счастливчиков, и двигалась дальше, уступая место для новой. Майкл постукивал пальцами по рулю, дожидаясь своей очереди в этом вендинговом автомате со звездами. Виктория напевала что-то из последних хитов, покачиваясь на сиденье, словно пританцовывая. Она щелкала пальцами, потряхивала головой, и фальшивым речитативом, сбиваясь и начиная снова, повторяла: прости, извини, неужели теперь слишком поздно? Я скучаю по тебе, я подвел тебя, ну прости, оу-е, ну прости.
Майкл смотрел вперед. Улица тянулась сквозь небоскребы, как ущелье. Свет фонарей, гирлянд, витрин и подсветки зданий забивал отраженное свечение ночного неба. Казалось, неба вообще нет, а там, наверху, просто перевернутая пустота.
— Тебе никогда не казалось, — вдруг оживленно начала Виктория, — что город — это пирог? Или пицца! А улицы — это следы от ножа? Их начертили, вот так, — она резко взмахнула рукой, будто в ней был зажат нож, — а мы — начинка! Все здания — это края пирога, и мы смотрим наверх со дна, от корочки. Какая ты начинка? — торопливо спросила она и рассмеялась раньше, чем Майкл ответил. — Ты халапеньо? Я хочу быть пармской ветчиной, — она томно потянулась, — я прозрачная, тоненькая, я лист бумаги!..