60 семейств Америки
Шрифт:
Что касается социального могущества, предоставляемого благотворительными фондами их учредителям, то Линдеман указывает, что большинство субсидий, выплачиваемых фондами, уходит на выплату жалованья. Если контроль над средствами человека к жизни дает контроль над самим человеком, то благотворительным фондам принадлежит решающая власть над многими высокопоставленными и влиятельными особами, облеченными общественным доверием. В своей книге "Богатство и культура" Линдеман говорит:
"Благотворительные фонды не только пользуются властью и контролем над теми, кто принимает их деньги. Это влияние совершенно очевидно, даже когда руководители фондов, выплачивая субсидии, утверждают обратное. Более тонкая и гораздо более распространенная форма контроля осуществляется
В последние годы приобрел популярность новый способ распространения благотворительными фондами своего контроля: часто они субсидируют новые проекты из первоначальных капиталовложений с тем, чтобы эти деньги были использованы на организацию исследований и конференций. Во многих случаях филантропические фонды выступают в роли патронов подобных подготовительных групп. К тому времени, когда проект окончательно оформляется, становится ясно, что не будет предложено или выполнено ничего такого, что могло бы быть истолковано как попытка произвести переоценку ценностей, признанных всеми фондами. Очень мало важных культурных начинаний любого масштаба доводится до конца в этой стране, не испытав прямого или косвенного нажима философии филантропических фондов и их влияния".
Особенно ценно наблюдение Линдемана, что те, кто еще только предвкушает получение денег от благотворительных фондов, часто оказываются более раболепными, чем те, кто уже их получает. Фонды обладают такой всепроникающей утонченной властью, что и без затраты денег они могут воздействовать на умы специалистов и техников, нуждающихся в средствах для продолжения своей работы. Эти люди, надеясь, что им выпадет манна небесная в виде субсидий от фондов, сознательно или бессознательно начинают действовать во вкусе своих потенциальных благотворителей, которые таким образом пассивным путем достигают своей цели — заставить этих будущих получателей высказываться в защиту социального status quo или сохранять молчание относительно тех его сторон, против которых они в противном случае должны были бы выступить.
Этим неуловимым распространением действия субсидий филантропических фондов далеко за пределами непосредственной выплаты денег объясняется тот, на первый взгляд загадочный, факт, что многие, казалось бы, независимые, свободомыслящие ученые, исследователи и другие специалисты публично высказывают мнения, ничем не отличающиеся от образа мыслей уоллстритовских банкиров. В частной жизни эти люди могут коренным образом расходиться друг с другом в убеждениях, но их публичные высказывания так же единообразны, как писания авторов газетных передовиц. В следующей главе, посвященной образованию, будет приведен ряд выдержек из речей подобных особ; здесь же достаточно привести лишь один весьма типичный пример.
На первой странице номера "Нью-Йорк таймс" от 20 октября 1936 г. под заголовком "Хирурги говорят, что высокие налоги на богатых наносят ущерб госпиталям", были помещены высказывания д-ра Фрэнка Э. Адера из нью-йоркского Мемориального госпиталя. Д-р Адер выступил в Филадельфии на ежегодном клиническом конгрессе Американской корпорации хирургов. Суть его замечаний точно передана в заголовке; повидимому, д-ру Адеру никогда не приходило в голову, что общественный налоговый фонд мог бы сделать для госпиталей гораздо больше, чем независимые, случайные и эгоистические пожертвования богачей.
Нельзя было ожидать, чтобы рядовой читатель запомнил, что в номере от 28 апреля 1936 г. "Таймс" сообщила на первой странице, что Совет всеобщего обучения передал Мемориальному госпиталю 3 млн. долл, на строительство нового здания. В добавление к этому известию "Таймс" снова переписала хвалебную передовую, в течение многих лет сопровождавшую каждое сообщение о новых "филантропических пожертвованиях* богатых семейств.
Влияние филантропических фондов
В этой главе мы выделили филантропические учреждения Рокфеллера. Однако следует уяснить, что подобный критический подход к другим фондам приведет почти во всех случаях к весьма сходному заключению. Рокфеллеровские "пожертвования", если можно их так назвать, крупнее других потому, что состояние Рокфеллера больше, и потому, что Рокфеллер имел всего одного сына, которому он мог передать свое богатство.
Но в семьях, где имеется много детей, как у Дюпонов, Вандербильтов, Меллонов и других, нет большой необходимости в широком использовании благотворительных фондов для того, чтобы избежать подоходного налога или налога на наследство, так как подлежащее обложению имущество может быть распределено между многими лицами. Характерно, что Рокфеллер младший, имеющий шесть сыновей, во время переводов своих средств в 1934 и 1936 гг. не уделил подлежащего обложению излишка своего капитала ни одному из находящихся под его контролем филантропических фондов.
Многочисленное племя Гуггенхеймов основало два небольших филантропических фонда, которые следует рассматривать (с точки зрения Гуггенхеймов) как механизмы для распространения благоприятной рекламы. Премии, на общую сумму менее 200 тыс. долл, в год, раздаваемые мемориальным фондом Джона Саймона Гуггенхейма писателям, ученым, исследователям и другим специалистам, инспирируют периодические потоки рекламы. Награжденные лица продолжают работу и совершают свой жизненный путь в ореоле славы, которую им создает гуггенхеймовская премия.. Таким образом, имя Гуггенхеймов, бесплодное в социальном и культурном отношении, ассоцируется благодаря непрестанной рекламе, сопровождающей присуждение премий, с искусством, наукой и прогрессом.
Следует кратко остановиться и на некоторых крайностях псевдофилантропии, хотя к этой категории принадлежит большинство тех фондов, которые мы уже рассматривали.
Существует низшая разновидность так называемой филантропической деятельности, где интриги гораздо более очевидны, чем в рассмотренных нами областях. Однако к этой категории относятся не только те, кто после своей смерти фигурирует в газетных заголовках как "капиталист и филантроп" или даже еще проще — как "филантроп". (Кстати можно заметить, что в нынешнем журналистском жаргоне "капиталист" и "филантроп" стали синонимами: при современном смещении всех ценностей нельзя быть филантропом, не будучи капиталистом, и наоборот.)
Как мы упоминали, Линдеман нашел мало случаев, когда средства на филантропию были оставлены по завещаниям. Просмотрим несколько ‘крупных завещаний. Они представляют собой крайне интересную иллюстрацию психологии богачей.
Когда в 1919 г. умер Генри Клей Фрик, оставленное им состояние после вычета сделанных ранее подарков и посмертных "даров" отдельным лицам равнялось 75 млн. долл. Из них 20 млн. долл, пошло дочери, 5 млн. долл.— вдове, а остальное — учебным заведениям. Гарвардский и Принстонский университеты якобы получили по 10 млн. долл., Массачусетский институт технологии— 5 млн. долл.; аналогичные суммы были розданы и другим учебным заведениям. Газеты, конечно, прославляли Фрика как великого благодетеля человеческого рода. Однако в этой бочке меда была ложка дегтя, на которую указал К. У. Бэррону Фредерик X. Принс, богатый бостонский железнодорожный делец. Принс заявил, что в завещании Фрика было оговорено условие, чтобы налог на наследование, составлявший в то время 25%, выплачивался исключительно из суммы, оставленной на филантропию; после того как это было сделано, филантропические пожертвования сократились на 80 с лишним процентов, а некоторые — на 90.