60 семейств Америки

Ландберг Фердинад

Табачный король Джеймс Б. Дьюк при жизни распределил свое состояние, избежав тем самым уплаты имущественного налога и налога на наследование. Одна треть пошла жене, другая — дочери, а третья сохранялась под контролем Дьюка в его фонде в пользу университета Дьюка. Фонд получил решающее количество акций табачных фирм и предприятий общественного пользования, что давало возможность использовать их как средство господства над некоторыми компаниями. Более того, в силу характера этого фонда университет был поставлен в зависимость от неблагоприятных для частных лиц последствий любого постановления о предприятиях общественного пользования или от повышения тарифов на табак.

Фонд Дьюка окружен величайшей тайной. "Туэнтис сенчюри фанд" сообщил в своем исследовании 1934

г., что фонд Дьюка отказался дать требовавшуюся информацию и поэтому нс был включен ни в число двадцати филантропических фондов с крупнейшим капиталом, ни в число двадцати фондов с крупнейшим доходом. Однако в своем, исследовании за 1931 г. "Туэнтис сенчюри фанд", на основании выплаченных фондом Дьюка субсидий на сумму 3 754 592 долл.— четвертую по величине в том году,— вычислил, исходя из дохода в 5%, что капитал этого фонда составлял 75 091 840 долл. По неизвестным причинам, руководители филантропического фонда Дьюка не желают, чтобы его внутренние операции предавались гласности.

В 1933 г. умер Ричард Б. Меллон, брат Эндрью У. Меллона, оставив состояние, официально оцененное в 200 млн. долл. "Нью-Йорк таймс" назвала Меллона в заголовке посвященной ему статьи "известным филантропом" и сообщила также, что "завещатель сделал за свою жизнь много благотворительных пожертвований". Однако называя статьи расхода Меллона на благотворительные цели, репортеры, смогли сообщить лишь о постройке за счет Меллона 3-миллионной питтсбургской церкви и о раздаче "сотен тысяч долларов безработным". Тем не менее в решительно нефилчнтропическом клане Меллонов Ричард Б. Меллон считался "филантропом". Глубина его человеколюбия, пожалуй, лучше всего иллюстрируется его собственным замечанием: "Нельзя управлять шахтой без пулеметов".

Однако эта фикция филантропии была доведена до конца завещанием Меллона, где с похвальной скромностью говорилось: "Я всегда проявлял интерес к религиозным, благотворительным и просветительным учреждениям, в особенности к тем, которые я находил особенно привлекательными". В завещании, конечно, не отмечалось, что этот "интерес" был весьма академическим. Самое завещание служит наилучшим свидетельством человеколюбивых чувств покойного: 1 100 тыс. долл, было оставлено выгодному для Меллона Мсллоновскому институту, 250 тыс. долл.—слугам и 198 650 тыс. долл.— г-же Меллон, Ричарду К. Меллону, сыну покойного, и г-же Алан А. Скейф, его дочери. Более того, исполнители вступили в затянувшуюся тяжбу со штатом Пенсильвания из-за налогов, и прошло около четырех лет, пока они согласились уплатить 13 млн. долл, налога. Возникли также длительные препирательства с федеральным правительством, окончательный исход которых до сих пор неизвестен. По закону о доходе 1932 г. с этого имущества следовало взыскать 45% налога, т. е. 90 млн. долл., включая уплату налога штату Пенсильвания. Поэтому чистая стоимость имущества, оставленного Меллоном жене и двум детям, составляла около 108 650 тыс. долл.

Меллоны основали в Питтсбурге Меллоновский институт, который, как доверчиво полагает широкая публика, посвящен прогрессу науки на благо всего человечества. Учреждение института обошлось в 80 тыс. долл.; он предназначался исключительно для промышленных исследований и успел уже сделать столько открытий, выгодно использованных Меллонами, что был значительно расширен, фактически не причинив Меллонам добавочных расходов. На открытия и изобретения, сделанные работниками института, берутся патенты, которые затем эксплоатируются в промышленности. Институт одобряет продукцию, иногда сомнительного качества, которая идет в розничную торговлю. Значительную часть его дохода составляют взносы, уплачиваемые промышленниками за предоставление их служащим права работать в лабораториях института.

Совсем недавно многие богачи осознали, как широко и искусно можно использовать деятельность благотворительных фондов. То, в чем теперь убедились многие, давно уже поняли дальновидные Рокфеллеры. Искушенные люди почувствовали нечто необычное, когда Джордж Болл, фабрикант стеклянной посуды из Мэнси (штат Индиана), приобрел у Дж. П. Моргана за 275 тыс.

долл, контроль над вансверингенскими активами железных дорог на сумму в 3 млрд. долл. Когда затем Болл вложил решающее количество вансверингенских акций в "религиозный и благотворительный фонд", информированные люди заподозрили в этом нечто еще более необычное и продолжали следить, чем кончится эта сделка. Когда через два года фонд Болла отказался от этих акций, которые уже сулили в будущем громадную прибыль, как было показано в VI главе, и продал их двум нью- йоркским маклерам с гораздо меньшей прибылью, сделка приняла еще более экстраординарный вид. Благотворительность и религия извлекли бы колоссальную выгоду из железнодорожных вложений Ван Сверингена, если бы Болл оставил их за фондом. Но в действительности благотворительный фонд Болла ограничился меньшей прибылью, предложенной двумя нью-йоркскими биржевыми дельцами. Что скрывалось за всем этим — до сих пор еще не ясно. Очевидно одно: Боллу удалось избежать уплаты налога на изрядную сумму.

Вполне вероятно, что в будущем немало таких спасающих от налога филантропических фондов обратятся к аналогичным странным сделкам.

Джордж Ф. Бейкер младший умер в мае 1937 г.; по его завещанию был установлен филантропический фонд, свидетельствующий, что Бейкер хорошо усвоил от Рокфеллера старшего, что давать выгоднее, чем получать. Бейкер унаследовал от своего отца в 1931 г. капиталовложения, оцененные по самым низким ценам периода депрессии в 73 млн. долл. В 1929 г. имущество Бейкера старшего имело биржевую стоимость в 200 млн. долл. В промежуток между смертью отца и сына цены на бирже значительно возросли; но поскольку размеры имущества сына не сообщались, а также потому, что он, как известно из завещания, предварительно перевел крупную часть своего состояния жене и четырем детям, невозможно точно определить, сколько он оставил после себя.

"Нью-Йорк таймс" ориентировочно определила ценность его имущества после передачи жене в 1934 г, бумаг "Ферст нэйшнл бэнк" на 5 млн. долл, (до повышения в то время еще умеренного налога на дарственные акты) и после перевода двум сыновьям и двум дочерям сумм, установить которые не удалось, в 60 млн. долл. Предположив, что этим ограничиваются размеры всего состояния ("Таймс" заявила, что его ценность могла быть и выше — до 80 млн. долл.), мы заключаем из этого безотрадного анализа, что после уплаты федерального налога и налога штата на имущество семейству Бейкер осталось бы всего 20 млн. долл. "Таймс" истолковала закон о доходе 1935 г. так, что состояния, превышающие 50 млн. долл., облагаются налогом в 70%, в то время как согласно закону состояния, превышающие 50 млн. долл., должны были облагаться налогом в' 70% после предварительной уплаты 32 362 600 долл, за первые 50 млн. долл.

Однако Бейкеры не были намерены уплатить министерству финансов даже эту сумму; более того, федеральный закон разрешает выплачивать в кредит часть налогов штатов в размере 80% суммы, подлежащей уплате согласно, федеральному налоговому закону 1926 г. "Таймс" высказала предположение, что Бейкер устроил все таким образом, чтобы с оставленного им имущества была уплачена государству максимальная сумма.

24 июля 1937 г. "Таймс" опубликовала некоторые пункты завещания Бейкера под типичным лживым заголовком: "Дж. Ф. Бейкер завещал народу 15 000 000 долларов".

Бейкер был одним из членов стоявшей за республиканской партией группы, которая с ожесточением выступала против высоких налогов во время перевыборной кампании 1936 г. Таким образом, получился парадокс: Бейкер не хотел, чтобы его деньги шли государству, и все же пожелал оставить народу четверть своего состояния. Посмотрим, в чем тут было дело.

Если после передачи жене и сыновьям "значительной суммы", как было сказано в завещании, чистое состояние Бейкера равнялось 60 млн. долл., то филантропический посмертный "дар" сократил подлежащую налогообложению ценность этого состояния до 45 млн. долл. Таким образом имущество освободилось от 10-миллионного излишка сверх 50 млн. долл., с которого пришлось бы уплатить федеральному правительству, из расчета 70%, 7 млн. долл.