7 историй для девочек
Шрифт:
Гайдн повиновался. Не без удовольствия убедилась она, что музыкальное его образование не так уж велико и что импровизации его по мысли молоды, просты и свежи. Она все больше и больше подбадривала его и с этих пор решила заниматься с ним пением лишь для того, чтобы он мог пользоваться им для своей работы.
Они стали развлекаться исполнением маленьких итальянских дуэтов; Гайдн тут же выучил их наизусть с ее голоса.
– Если до конца путешествия у нас не хватит денег, так волей-неволей придется распевать на улицах, – сказала она ему. – Притом полиция может пожелать проверить наши таланты, приняв нас за бродяг-карманников а таких несчастных горемык,
Занятия эти были полны прелести для Гайдна. Может быть, уже тогда зародилась в нем мысль создать те милые детские пьески, которые он впоследствии написал для театра марионеток маленьких принцев Эстергази. Консуэло вносила в эти занятия столько веселости, грации, оживления и остроумия, что к милому юноше вернулись детская резвость и беззаботное счастье, и, забыв любовные мечты, лишения, беспокойства, он жаждал только, чтобы эти уроки на ходу никогда не кончились.
Мы не собираемся здесь проследить шаг за шагом путешествие Консуэло и Гайдна. Мало знакомые с тропами Богемского Леса, мы могли бы дать неверные указания, положившись только на свою память. Достаточно сказать, что первая половина путешествия, в общем, была более приятна, чем трудна, пока не случилось происшествия, которое мы не можем обойти молчанием. Начиная с самого истока Влтавы, наши герои все время придерживались северного берега реки, который показался им менее людным и более живописным. Так они шли в течение целого дня по глубокому ущелью, полого спускавшемуся в том же направлении, что и Дунай. Но, дойдя до Шенау, они заметили, что горная гряда в этом месте переходит в плоскогорье, и пожалели, что не пошли по противоположному берегу, вдоль другой горной гряды, которая, постепенно повышаясь, уходит в сторону Баварии. Эти лесистые горы изобиловали естественными убежищами и поэтическими уголками в гораздо большей мере, чем долины Чехии. Во время своих дневных привалов в лесу Гайдн и Консуэло забавлялись ловлей птичек силками и на клей. И если, пробудившись от сна, они обнаруживали в своих ловушках мелкую дичь, то тут же, под открытым небом, жарили на костре из хвороста плоды своей охоты и находили стряпню великолепной. Жизнь даровалась одним лишь соловьям на том основании, что эти птички певчие – их собратья.
Наши милые путники принялись искать брод, но никак не могли найти его. Река была быстрая, с крутыми берегами, глубокая и к тому же вздувшаяся от дождей. Наконец они наткнулись на пристань, у которой стояла на причале лодчонка, охраняемая мальчиком. Некоторое время они колебались, не решаясь подойти, – они видели, что несколько человек уже опередили их и уславливаются относительно переправы. Затем люди эти простились: трое направились вдоль северного берега Влтавы, а двое вошли в лодку. Это обстоятельство заставило Консуэло принять решение.
– Пойдем ли мы вправо или влево, нам не избежать встречи, – сказала она Иосифу, – так уж лучше переправиться на тот берег, раз мы этого хотели.
Гайдн все еще колебался, находя, что у этих людей подозрительный вид, резкий тон в разговоре и вообще грубые манеры; но вот один из них, как бы желая опровергнуть
– Эй, дитя мое, идите сюда, лодка не особенно перегружена, и если хотите – можете переехать с нами.
– Очень признателен вам, сударь, – ответил Гайдн, – мы воспользуемся вашим позволением.
– Ну, дети мои, прыгайте! – сказал тот, что с самого начала обратился к Консуэло; товарищ называл его Мейером.
Иосиф, едва усевшись в лодку, заметил, что оба незнакомца очень внимательно и с большим любопытством поглядывают то на Консуэло, то на него. Но лицо господина Мейера дышало добротой и веселостью, голос у него был приятный, манеры учтивые, а седеющие волосы и отеческий вид внушали Консуэло доверие.
– Вы музыкант, дитя мое? – спросил ее г-н Мейер немного спустя.
– К вашим услугам, добрый господин, – ответила Консуэло.
– Вы тоже? – спросил господин Мейер Иосифа и, указывая на Консуэло, прибавил: – Это, конечно, ваш брат?
– Нет, сударь, мой друг, – сказал Иосиф, – мы даже не одной с ним национальности, и он плохо понимает по-немецки.
– Из какой же он страны? – продолжал допрашивать господин Мейер, все поглядывая на Консуэло.
– Из Италии, сударь, – ответил опять Гайдн.
– Кто же он – венецианец, генуэзец, римлянин, неаполитанец или калабриец? – допытывался господин Мейер, с необыкновенной легкостью произнося каждое из этих названий на соответствующем диалекте.
– О сударь, вы, я вижу, можете говорить с любым итальянцем, – ответила наконец Консуэло, боясь упорным молчанием обратить на себя внимание, – я из Венеции.
– А! Чудный край! – продолжал Мейер, тотчас же переходя на родное для Консуэло наречие. – Вы давно оттуда?
– Всего полгода.
– И вы странствуете по свету, играя на скрипке?
– Нет, он аккомпанирует на скрипке, – ответила Консуэло, указывая на Иосифа, – а я пою.
– И вы не играете ни на каком инструменте? Ни на гобое, ни на флейте, ни на тамбурине?
– Нет, мне это совсем не нужно.
– Но если вы музыкальны, вы легко научились бы, не правда ли?
– Конечно, если бы это понадобилось.
– А вы об этом не думаете?
– Нет, я предпочитаю петь.
– И вы правы, однако вам придется взяться за это или хотя бы временно переменить профессию.
– Почему же, сударь?
– Да потому, что голос ваш если уже не начал, то скоро начнет ломаться; сколько вам лет – четырнадцать, пятнадцать, не больше?
– Да, около этого.
– Ну, так не пройдет и года, как вы запоете лягушкой, и далеко еще не известно, обратитесь ли вы снова в соловья. Для мальчика всегда опасен переход от детства к юности, – иногда бывает так: вырастет борода, а голос пропадет. На вашем месте я учился бы на флейте, с ней всегда заработаешь на кусок хлеба.
– Там видно будет.
– А вы, любезный, играете только на скрипке? – обратился господин Мейер к Иосифу по-немецки.
– Простите, сударь, – ответил Иосиф, в свою очередь проникаясь доверием к доброму Мейеру, совершенно не смущавшему Консуэло, – я играю понемножку на нескольких инструментах.
– На каких же, например?
– На клавесине, арфе, флейте – понемногу на всем пробую играть, как только представляется случай поучиться.
– С такими талантами вы совершенно напрасно бродите по большим дорогам – это тяжкое ремесло. Товарищу вашему, который и моложе и слабее вас, это совсем не под силу – он уже хромает.