7 женихов не считая мужа
Шрифт:
— Не требующий понять и простить, — закончила за друга, понимая, что это почти мои мысли. — Ты точно не телепат?
— Точно, — рассмеялся Кир. — Короче! Этот экземпляр — не наша история. Мы найдём Руса, Кирюш. Правда. И он будет не каким попало и первым встречным-поперечным… А насчёт смерти, не смей накручивать. Дед сказал, что любого из них в этой жизни теперь тоже будет караулить смерть. Нам главное успеть первее неё… и убедить, что нам душа Руса нужнее!
— И куда дальше? — я угрюмо смотрела на дорогу.
Мы выехали за город, стремительно темнело и теперь
Вообще от этого мира осталось странное, вязкое ощущение, будто от был по сравнению с нашим каким-то заплесневевшим, несвежим. Как позавчерашняя булка, рядом со свежеиспечённой. Даже эта трасса не навевала романтическо-приключенческих мыслей, дорога как дорога. И деревья неуютно голые. И ям нет — непривычно, стерильно.
— Валить отсюда нужно в новый мир, — пожал плечами Кир.
Между нами висела ощутимая поэтичная тишина, какая бывает между близкими людьми. Я не могла говорить — устала. Кружилась голова и отчаянно путались мысли.
— Сейчас до Бабки Ёжки домчим…
— Как ты её уважительно, — нашла силы оценить шутку друга.
— А то, такой персонаж… — И Кир ухмыльнулся точно сытый кот. Мы привычным бегом перешли от ссоры к тишине в мире, а потом к смеху. Такие вот весёлые качели.
— Никогда не встречал провидца единого на все миры, включая наш. Это же… как бог!
— Скажешь тоже, — фыркнула, но смутно понимала, что Кир прав. Существо, которому не нужно быть отдельной личностью в каждом мире… Одна на все. Хочу сюда, хочу сюда… Это огромная сила. Власть… вседозволенность!
— Она… что-то вроде старой пиратки-контрабандистки, нелегальная таможня!
— Ага, — согласилась всё больше понимая, что Бабка Ёжка в сравнении с Марьей Ивановной — проказница и только. — Она таможит, а мы потом ловим её дружков? Верно?
— Абсолютно!
— Куда катится мир… — качнула головой, и тотчас прыснула: — Миры крутятся возле неё, и мы как колобки к ней сейчас прикатим!
Кир тоже похмыкал дурной шутке.
Минут через десять Кирилл свернул с трассы на просёлочную дорогу и поехал по таким буеракам, что я всерьёз испугалась за тачку. Однако, спустя какое-то время впереди замаячил свет, дорога стала ровнее, а потом и вовсе преобразилась во вполне приличную брусчатку.
Кир притормозил перед стройным рядом дубов, которые как стражи росли прямо сквозь аккуратные плиточки, ломая их корнями.
— Мы к Марь Иванне, — проорал он в открытое окно дубам.
— Русским духом пахнет! — проворчал не то голос, не то ветер слишком мелодично прошелестел, а уставшая голова додумала.
— Иди к чёрту! — ответил Кир и расхохотался, потому что дубы, вдруг, растворились, будто умело наведённая иллюзия и брусчатка показалась совсем ровной, не поломанной.
— Какого хрена?.. — изумилась я, высовывая голову из окна.
— Да то же самое, что у нас на полигоне. Банальная защита.
Мы продолжили углубляться в лес, пока прямо перед нами на “тротуаре”, если можно представить его в такой местности, не возникла старушка. Очевидно, та самая Марь Иванна.
Я откинулась на спинку сиденья, будто только встречи с этой женщиной и ждала. И такая усталость накатила, хоть вой…
— Кир? — взволнованно позвал меня Кирилл.
— Ага, — выдохнула я и…
— Да спит она! — ворчал надо мной старушечий голос, но как-то глухо. — Ну ты сам подумай, барбос, вы тут в чужих телах, да нелегально! Вам силы где брать? Ась? — кряхтела совсем рядом и словно назойливая муха, я даже попыталась отмахнуться, но к ужасу поняла, что не могу… и даже мысли стали вязкими и тягучими. — Вот тебе и ась! — продолжала бабка. — Клади на лавку!.. Да куда ты понёс?! Это я так, для красного словца, вон койка нормальная! — чертыхнулась негодующе. — Ты это, сам-то присядь! — пауза. — Легче дышится? — почти с участием. — Ага! Ну у меня ж тут лаундж-зона, полный чил! — самодовольно покрехала, повергла в шок такими словечками из бабуленного рта. — Хех! МолодЕж! — хмыкнула. — Эт я блогеров смотрю, ага. Ну не всех, конечно, — бурухтела под нос, — что уж там, но да-а-а. Эт, я в эпоху битников… Ой, чего завалился-то? — в голосе мелькнули нотки удивления, но без грамма сочувствия. — Выглядишь львом, а на деле котёнок! — досадовала насмешливо. — Подъём! — брякнула так, что даже я хотела тотчас выполнить приказ, да только тело всё еще меня не слушалось — будто песком было набито до веса неподъёмного.
— Уууу, вы прям мальки ребята… Так! — голос стал истончаться. — А ну-ка, потаскай её ещё малёх, — теперь совсем стих, исчез и наступила глубокая тишина. Такая вязкая, будто я очутилась в капсуле-чистого мрака. Не живительного, но и не губительного. Пока сон не стал каким-то слишком реалистичным и ярким. Настолько настоящим, что почувствовала… что не одна. Горячее дыхание на моём лице, чуть шероховатые руки на моих бёдрах и вкус до боли знакомый… родной, от которого я пьянела.
— Рус? — распахнула глаза.
Я стояла, прижавшись спиной к деревянной стене, и тяжело возбужденно дышала. В полном одиночестве, в помещении больше всего напоминающем… баню?!
С недоумение обвела помещение взглядом. Как есть баня со скамейками на возвышение, только без утвари для парилки.
Отлепилась от стены, но меня пошатнуло от слабости в теле и чтобы не упасть, упёрлась в неё рукой, запоздало увидев возле ладони зеркало: запотевшее, на котором выведено:
«Выходи, когда будешь готова!»
Чёрт! Где я и что происходит?
Словно пьяная или укаченная наркотиками качалась, глаза слипались… и почему меня не покидало ощущение, что Рус где-то тут? Потому и выходить не спешила — не хотела. Мне казалось, что чувствую его…
— Рус? — позвала, как делала это много раз. Тело напряглось в мучительном ожидании прикосновения знакомых рук, но брошенное слово растворилось в висящей тишина и меня окатило прохладой.
— Рус? — не сдавалась я. — Рус… — в отчаянии закрыла глаза.
И впервые за столько дней услышала:
— Кир? — едва слышный шелест, почти как слабы порыв воздуха, прощекотавшего ухо. Такой тихий, что я страшилась открыть глаза и испугать грезу.
— Руслан?.. — мой голос дрогнул, тело покрылось холодным потом, что в купе с горячим воздухом было чертовски приятно.
Вздрогнула, ощутив на животе его руки. Тёплые пальцы по очереди давили на кожу, будто перебирали клавишные, но мои мышцы пресса. Играли, нет-нет, подбираясь к границам неприличного, чувствительного, порой — смело, дерзко, волнительно.