72 часа
Шрифт:
Семьдесят два часа.
Для меня это особенная цифра. Потребовалось семьдесят два часа, чтобы моя мать истекла кровью. Я порезал ее тело, и раны были достаточно большими, чтобы из каждой вытекала тонкая струйка крови, чтобы мать корчилась в агонии, чтобы молила о смерти. Человеческое тело может творить чудеса: оно пытается выжить, даже когда нет надежды.
Но эта история для другого дня.
У вас есть семьдесят
Но не сможете.
Не получится.
Я об этом позаботился.
Я буду охотиться на вас, пока наконец не решу убить вас обоих. У меня большие планы, я много чего задумал, но кое-что я скажу вам сразу. Просто знайте: я люблю играть со своей добычей.
Интересно, как вы используете это время?
Тик-так.
Я бросаю записку на землю и поднимаюсь на ноги.
— Это какая-то шутка?
Ноа смотрит на меня, потом тоже встает.
— Я не знаю. Я не совсем уверен, что готов так просто считать это шуткой. Если семьдесят два часа — это все, что у нас есть, я не буду тратить их на догадки.
— Это шутка! — Я истерически смеюсь. — Кто-то пытается нас разыграть. Ты можешь выйти сейчас, ты нас поймал!
Но ответа нет.
— Серьезно, ау, пора выходить!
Ноа хмурится.
— Пока ты спала, я тут прогулялся, прошел пару километров туда-сюда. Куда бы он нас ни завез, это глушь.
Я поворачиваюсь к нему лицом.
— Это не значит, что это не шутка. Это не может быть реальностью. Это слишком безумно.
Он горько смеется.
— Ну-ка скажи мне, Лара, кому из твоих друзей покажется смешным накачать нас наркотиками, увезти в лес и оставить под холодным дождем?
Черт возьми.
Нет.
Я пытаюсь придумать другое объяснение тому, как мы сюда попали, пытаюсь догадаться, кто мог написать записку, но ничего не получается.
Господи. Какого черта?
— Ноа, должно быть другое объяснение.
Ноа делает шаг вперед, проводя рукой по волосам.
— Когда ты его придумаешь, я с удовольствием выслушаю. А до тех пор я отношусь к этому очень серьезно, потому что точно помню, что нас везли на машине. Тот мужик явно не дружит с головой.
Мой голос дрожит, когда я говорю, так что слова кажутся какими-то рваными:
— Может, это какое-то реалити-шоу или…
Ноа презрительно смотрит на меня.
— Не будь дурой, Лара. Не может быть, чтобы это было реалити-шоу. Нас бы заставили подписать миллион бумажек еще до начала.
— Но этого не может быть! — Я плачу,
— Видимо, ты не смотришь новости.
Я хватаюсь за голову. Рвота поднимается к горлу, я падаю на колени, и меня тошнит. В желудке почти ничего нет, но что бы там ни было, оно рвется наружу. Я чувствую, как каменный кулак сжимает мое сердце, и едва могу дышать.
— Этого не может быть.
— Я был бы только за, но этот придурок, кажется, считает иначе.
Я смотрю на него, и слезы текут по лицу.
— Мы попали к какому-то маньяку?
— Я бы не назвал его так, хотя не уверен, что он никогда не делал этого раньше. Тем не менее, судя по всему, он планировал это и наблюдал за нами. Этот человек не серийный убийца, но определенно псих.
Меня снова рвет.
— Все, что у нас есть, это семьдесят два часа, прежде чем этот псих придет за нами, поэтому нам нужно двигаться. Если это шутка, нам все равно нужно двигаться. В любом случае через несколько дней все закончится… или наш кошмар только начнется.
Я так быстро качаю головой, что зубы ударяются друг о друга.
— Я никуда не пойду. Нет.
Если мы уйдем отсюда, то можем потеряться. Мы должны оставаться на месте — так нас скорее найдут. Разве нет?
— Мы должны остаться здесь, — продолжаю я. — Где нас можно найти.
Ноа рычит и делает шаг ко мне.
— Поверь мне, нас не найдут. Я не собираюсь ждать смерти и не собираюсь оставлять тебя здесь. Или ты уйдешь, или я заставлю тебя.
— Почему мы? — кричу я.
— Именно поэтому. — Он сердито машет рукой. — Глянь-ка на нас. Мы с тобой — просто слабаки. А сейчас вставай.
Я отрицательно качаю головой.
— Вставай, черт тебя дери! — орет он.
Я вздрагиваю, и слезы катятся по моим щекам. Я не хочу вставать. Я хочу, чтобы все закончилось. Хочу закрыть глаза и просто лежать так, когда он уйдет.
— Черт возьми, Лара. Этот больной ублюдок будет сидеть и наслаждаться каждой секундой зрелища.
— Он может нас видеть? — кричу я, лихорадочно оглядываясь вокруг.
Боже, он действительно наблюдает за нами? Как? Я ничего не понимаю. Мое сердце колотится, когда я оглядываю деревья, небо, черт, даже птиц. Сердце готово выпрыгнуть из груди, пока я разглядываю все вокруг. Как кто-то мог устроить что-то подобное? Зачем ему вообще это нужно? Сколько времени потребовалось бы ему, чтобы создать этот ад?
Нет. Нет.
— Если он планировал это так долго, как говорит, и так уверен, что мы не можем убежать, тогда да, ты охренительно права. Он может видеть нас.
— Как?
Ноа изучает деревья.
— Пока не понял, но собираюсь выяснить, потому что не хочу умирать. А теперь вставай.
Я киваю и поднимаюсь на ноги, стаскивая с себя туфли, потому что он прав: я не могу сидеть на одном месте и просто ничего не делать. Чем я могу ему помочь в том состоянии, в котором нахожусь, я не знаю, но если есть шанс, что мы сможем выбраться, я им воспользуюсь.