777

Папаша хотел, чтобы я работал забойщиком на местной скотобойне.

– Ты подумай! – говорил он. – Дадут тебе кувалду, фартук, сапоги, пустят навстречу стадо коров, а ты знай лупи их промеж рогов.

Мне это не нравилось. Я любил животных. И совершенно не хотел бить несчастных коров кувалдой по голове.

– Вот закончишь ПТУ, я тебя сразу и пристрою, – обещал папаша. – Платят там немного, зато всегда будет свежее мясо.

Обычно я помалкивал в ответ. Думал: «Вот закончу ПТУ, ноги моей здесь не будет». Но раз не утерпел:

– Отец, – сказал я. – Не хочу я бить коров кувалдой по голове. Я хочу быть певцом.

– Очумел?! – выкатил глаза папаша. – Они же пидорасы все. Заднеприводные все. Их же газом надо травить, газом.

Папаша

музыку не слушал. Да и книжек он не читал. А только целые дни напролёт лежал на диване, таращился в телевизор и чесал то брюхо, то яйца. О том, чтобы самому устроиться на работу, он и не думал. «Была бы мама жива…» – частенько думал я к месту и не к месту. В основном не к месту. До сих пор удивляюсь: на что мы тогда жили? Холодильник вечно был пустой. Когда становилось совсем уж невмоготу, я брал папашин рюкзак и ехал к бабушке. У бабушки был огород, и она никогда не отказывалась дать свежих и маринованных овощей. В свободное время я подрабатывал где придётся. То сторожем, то дворником, то грузчиком на кирпичном заводе. Получал копейки, которые тут же куда-то утекали. Окончил ПТУ по специальности автослесаря, но никуда пристроиться так и не смог. Город был маленький, на всю округу имелась лишь одна мастерская. Ну кто меня туда возьмёт?! Время выдалось смутное. В Москве танки лупили кумулятивными снарядами по парламенту. Мой приятель по ПТУ Гена Мохов по прозвищу Махно как раз вписался в рэкетирскую бригаду. Немного подумав, пошёл в бандиты и я. До авторитетного бойца не дорос. Бригада оказалась хилой. Наехали на одного барыгу, у которого оказалась ментовская крыша. Я и глазом моргнуть не успел, как менты устроили моим подельникам кровавую баню. Только и остались – я да мой пэтэушный приятель, который тут же на всякий случай лёг в психушку. Всё, что сохранилось на память о тех временах – оловянный кастет, поддельная золотая цепь да шрам на подбородке, который я получил в драке с конкурентами. Я остался не у дел. Думал, может, правда податься на скотобойню? Буду выпивать перед сменой полбутылки водки, чтобы не видеть грустные коровьи глаза с поволокой, чтобы не снились они мне потом по ночам. Но всё-таки никуда не пошёл. Странное дело, долбануть молотком по голове человека я, наверное, смог бы, а вот корову… Пришлось опять впрягаться в лямку грузчика на местном кирпичном заводе. Мускулы я там себе накачал будь здоров, а вот мечту загубил. Как-то зимой меня сильно продуло. Полтора месяца я провёл на больничном. Что-то случилось с голосовыми связками. Голос стал хриплым. Но новый Высоцкий из меня не получился. Стоило затянуть какую-нибудь песенку, звук выходил такой, будто кричала собака, с которой сдирают шкуру. Мечты стать певцом пришлось закопать. Как бандитского бригадира Костю-Топора, которого менты пристрелили во время задержания.

И вот мне почти сорок. И к чему я пришёл? Женился на продавщице. Работаю поваром в забегаловке под названием «Повелитель гамбургеров». Никто меня не любит – ни жена, ни пасынок. Большую часть копеечной зарплаты отдаю жене, которая берёт деньги с таким видом, будто я принёс ей коробку с мёртвыми котятами. Папаша умер. Бабушка умерла. Дом в деревне сгорел. А участок земли был муниципальным. Единственная радость, которая осталась – запереться в ванной, включить на полную катушку воду и под эту музыку тихонько напевать какую-нибудь песню. Хотя какая в этом радость? Одно только горе. Плач по несбывшимся надеждам.

Правда, пару лет назад у меня случился заскок. В один ресторан требовался певец, исполнять всякую муть, типа той, что гоняют на «Авторадио». Я подумал, что это шанс. Для начала можно было заработать деньжат. А потом глядишь… Моя омертвевшая мечта вдруг на короткое время ожила. Забыв про покалеченные голосовые связки, я поехал на прослушивание. Помню, как перед этим сказал жене Ларе фразу, глупее которой сложно придумать.

– Скоро всё изменится.

– Что изменится-то? – спросила жена, зевая.

Я постарался придать лицу загадочное выражение и промолчал. Правильно сделал. Иначе потом от унижения пришлось бы перерезать себе горло.

Прослушивал меня толстопузый мужик, с жирными волосами, зачёсанными назад.

– Репертуар караоке знаете? – спросил он.

– На зубок, – ответил я.

Он включил проигрыватель. Сначала мне повезло. Заиграл «Владимирский централ». Эту песню я и правда хорошо знал. Но дальше всё пошло наперекосяк. Я не спел и половины первого куплета, как мужик выключил проигрыватель.

– Что

это? – сказал он. – Ты что, Луи Армстронга из себя корчишь, что ли?

– Я никого не корчу, – ответил я, продолжая держать микрофон у рта. – Это просто у меня голос такой.

Пару секунд он молчал. Я надеялся, что будет вторая попытка. Но мужик сказал куда-то в сторону:

– Следующий!

Следующего не оказалось. Но меня всё равно прогнали со сцены.

От такой жизни у меня и член толком не стоял. Жена не возбуждала. И, похоже, это чувство было взаимным. Примерно раз в три недели, иногда реже, но никак не чаще, мы забирались под одеяло и торопливо спаривались. Никакого удовольствия. Только стыд и отвращение. Бывало, я включал компьютер пасынка, когда никого не было дома, открывал папку «учёба», затем папку «Big tits» или «Gangbang» и торопливо гонял. Стоило, конечно, задуматься о психике мальчика, у которого в пятнадцать лет имелась коллекция из пятисот порнографических роликов. Но, во-первых, пацан был мне не родным и отношения у нас сложились скорей как у соседей по коммунальной квартире, а во-вторых, мне совсем не хотелось тратить остатки своей пропащей жизни на то, чтобы спасать его душу. Тем более что он называл меня за глаза то «бараном», то «пендосом».

Кроме всего прочего, я практически не сомневался, что у жены есть любовник. Я бы и сам давно завёл кого-нибудь на стороне, да только никто, кроме патрульных ментов, мною не интересовался. Эти гады так и норовили отволочь меня в пикет и опустошить карманы. Видимо, кратковременное бандитское прошлое оставило отпечаток на моём не самом симпатичном лице.

Иногда по ночам я молился, пытаясь одновременно представить, как в этот момент выглядит Бог, слушающий мой нытьё. «Господи, сделай что-нибудь для меня, совсем чуть-чуть, я не прошу много, хотя бы плюнь в меня своей божественной слюной, дай мне шанс, что угодно, я не знаю, что именно, тебе виднее, ты старый и мудрый, ты милостив к падшим, а я упал и никак не поднимусь, это, конечно, не сравнить с умирающими от голода и жажды африканскими детьми, с замученными на скотобойне коровами, которых ты создал вовсе не для того, чтобы мы их убивали кувалдами и электрическим током».

Я путался в словах и засыпал. А Бог снисходительно улыбался. Это я видел отчётливо.

Было обычное утро. За окном сыпал мелкий снежок. Наступил март, но весна не спешила приходить. То заморозки, с пронизывающим ветром, то оттепель с мокрым снегом. Никакого солнца, никакого тепла, никакого цветения. Всё как в моей жизни.

Я собирался на работу в свою забегаловку. Сегодня мне должны были начислить зарплату. Мои жалкие десять тысяч рублей. Правда, каждый раз, когда купюры вылезали из щели банкомата, сумма не казалась мне такой уж жалкой. Впрочем, это длилось не долго. Стоило заглянуть в магазин, потом отсчитать жене её часть, и я снова начинал жить ожиданием следующего начисления. И суток не проходило. Это было обидно и унизительно. Я даже сочинил двустишие по этому поводу: «Когда иду я за зарплатой, хочу иметь с собой гранату». Только вот что я мог ей взорвать? Себя?

На кухню, где я варил себе на завтрак яйца, выглянула Лара.

– Убери говно за котом, – сказала она и ушла в ванную.

Мы уже давно не желали друг другу доброго утра. Я открыл дверь ванной. Лара чистила зубы моей щёткой, склонившись над раковиной.

– Ты не видишь разве, что я занят? Готовлю себе завтрак, – сказал я.

– Не волнуйся, пожрать ты всегда успеешь, – ответила она, сплюнув пасту. – Я этого кота когда-нибудь выкину.

Около года назад пасынок притащил с улицы чёрно-белого котёнка. Всё-таки он был способен на добрые поступки. Как сейчас помню, он чуть ли не на коленях божился, что будет сам ухаживать за животным. Но стоило тому вырасти, Владик про кота и думать забыл. Все заботы о нём легли на меня: кормёжка, уборка, кастрация.

– Кстати, освежитель воздуха в туалет надо купить, – сказала Лара. – А то закончился. У тебя же сегодня зарплата? Только не покупай «антитабак». Я его терпеть не могу. Бери тот, что с запахом соснового леса. Морской бриз тоже неплохой.

Что-то она ещё говорила, разглядывая себя в зеркало, но я не стал слушать. Разыскал совок, разобрался с кошачьей кучей, вымыл руки и стал одеваться. Аппетит у меня пропал. И вовсе не из-за дерьма.

Лара выглянула из ванной.

– Уже уходишь, что ли? – сказала она, не интересуясь, почему я не стал завтракать.