777
Шрифт:
– Ваш Джин – классный парень.
– Да? – нахмурился Ли. – А, по-моему, он чокнутый гей.
– Гей? – изумился Комаров. – Разве?
– А, думаете, зачем он меня преследует вот уже десять лет?
– Неужели мечтает затащить вас в койку? – и Комаров расхохотался. – Вы меня, конечно, извините, но будь я геем, на вас я бы обратил внимание в последнюю очередь.
– У всех свои вкусы и предпочтения, – пожал плечами Ли. – Да и это не мои домыслы. Он сам мне не раз в любви признавался.
– Вот как? На вашем месте прямо сейчас
– Поздно, – махнул рукой Ли. – Я уже избавился от него.
– В каком смысле? – Андрей схватил Ли за руку и пристально посмотрел ему в глаза. – Что значит избавился?
– Устроил ему небольшое катапультирование из кабины пилота. Не переживайте, там есть парашют.
– Какое к черту катапультирование на такой высоте? Хотя… постойте. Зачем вы это сделали?
– Я пошел в туалет, а он… он был там – прямо в кабинке. И он… он все-таки добрался до меня… он…
– Что?!
Ли вдруг задрожал всем телом и закрыл лицо ладонями. Он бился, словно лягушка в высоковольтных проводах. Андрей прижал его всем телом к креслу и прорычал:
– Что произошло в туалете, черт побери?!
– Он… он… не заставляйте меня вспоминать это, прошу…
– Он что, в штаны к тебе залез что ли?
– Да… и не только… – из-под пальцев Ли текли крупные слезы.
– Так, все ясно, – Андрей поднял с пола рюкзак Джина и принялся вытаскивать из него все вещи.
Искомое обнаружилось на самом дне.
– Клонозепам. Так, не бог весть что, но все же лучше, чем все это. Давайте примем лекарство и прекратим сходить с ума из-за собственных фантазий. Ну же, Ли, всего пару таблеток, – Андрей извлек из пузырька две небольшие белые таблетки и протянул их Ли.
Тот уставился на них так, словно впервые их видел.
– Это… это лекарство Джина… он принимает его уже очень давно. С тех пор, как… о нет!
– Я сказал, пей эти чертовы таблетки, иначе я запихну их тебе в глотку! – Андрей засунул их в рот Ли и поднес к его губам бутылку с водой. – Ну же!
С утра сильно подморозило, но на площади продолжала собираться толпа. Солнце только показало самый краешек, а возле стены уже поставили ограждение, за которым спустя час и начали скапливаться любопытные. Они стекались сюда со всех концов Пхеньяна, несмотря на лютый мороз – полуодетые люди без головных уборов, в тонких кедах, а кто-то и вовсе в тапочках – они дрожали от холода, они синели и бледнели, но наполняли собой площадь, ожидая главного зрелища в году.
Джин подпрыгивал на месте и дул на свои озябшие пальцы, а рядом молча стояли и не шевелились отец с дедом, только угрюмо взирали на серую стену впереди.
– Я замерз, можно мне домой? – заныл мальчик, внимательно глядя на отца.
Но
– Ты солдат, сын. Будущий солдат великой страны. И должен увидеть все, что сейчас произойдет, собственными глазами, чтобы понимать, за что мы боремся и к чему стремимся.
Толпа забила уже всю площадь. Она гудела и свистела, отовсюду раздавались нетерпеливые крики.
– Я очень замерз, отец, – пробормотал Джин, прижимаясь попеременно то к нему, то к деду.
– Тепло – это большая роскошь, сын. Слишком большая. Не всякий может ее себе позволить.
– Но посмотри, отец, ведь он же в куртке! – и Джин указал пальцем в сторону стены, к которой вели тепло одетого связанного человека.
Джин впервые в своей жизни видел человека другой расы, отличающегося от них всех. У него тоже были темные волосы и карие глаза, но черты лица совсем не походили на корейские. А еще волосы его были столь длинны, что доставали до самых плеч.
– Он не из нас, отец? Не из Кореи? – забеспокоился Джин.
– Нет, он из далекой страны под названием Венесуэла.
– Они нам враги?
– Нет, Джин, мы дружим с этой страной, вот только этот тип и со своим народом не нашел общего языка. Он предал наше великое дело, за что и будет казнен. Он предал наших людей Америке, и их там расстреляли, так что, он просто получит по заслугам.
– Но почему он так поступил, отец? Неужели он не хочет правды и справедливости? Неужели не хочет всеобщего счастья, как нас учат в школе на уроках политинформации?
– Джин, печальная истина заключается в том, что никто из них не хочет всеобщего счастья. Все хотят личного. Поэтому в этом мире одни разъезжают на роскошных собственных автомобилях и едят то, что нам с тобой даже не снилось, а другие погибают в нищете и голоде. Такие, как наш вождь, хотели бы изменить эту ситуацию, а такие, как этот Ламеда, пытаются нам в этом помешать.
– Но разве мы хорошо живем, отец? И разве хорошо живет Венесуэла? Стал бы этот человек предавать интересы своей страны, если бы жизнь в ней действительно была прекрасна?
– Верно, сын, мы живем трудно, каждый кусок хлеба нам дается потом и кровью – всем нам до единого, потому что от нас отвернулся весь мир. Весь мир хочет жить по законам дикой природы: кто успел, тот и сожрал, а мы хотим установить на Земле царство человека и попрать естественный отбор.