8–9–8
Шрифт:
— Мне очень приятно слышать это, Габриель, но…
— Нет, вы не так меня поняли, — торопится оправдаться Габриель. — Когда я говорю «близкий человек» — это всего лишь человеческая близость, не больше. Я не имел в виду ничего такого… Это не приставания. Вы понимаете, о чем я?
— Само собой разумеется. — Мика с видимым облегчением вздыхает и широко улыбается. — Я рада, что дела обстоят именно так. И мы вполне могли бы стать хорошими друзьями.
— Конечно, друзьями, — подхватывает Габриель.
— Это было бы прекрасно. Потому что еще один ваш друг, полицейский… Он замечательный и много переживший человек, достойный всего самого лучшего… Но мне кажется, что он имеет на меня
« Роnеr la mira», сказано без акцента, так же Мика произнесла когда-то слово «смерть». «Роnеr la mira» стерлось от длительного употребления. Наверное, первым, кто произнес его, был преподаватель испанского за 55 евро в час (существующий лишь в воображении Габриеля, так же, как несравненная Чус Портильо). Наверное, были и другие, множество других, и все они имели виды на Мику, и это уже не игра воображения: Габриель сам видел толпу почитателей, идущих за ее велосипедом. Кто-то скажет: ничего удивительного, ведь Снежная Мика — хорошенькая.
Снежная Мика — красивая, хоть ее красота не так загадочна, как красота ее сестры.
Но дело не только в этом. Не столько в этом.
— …мне не хочется его огорчать, Габриель. Но я никогда не смогу ответить на его чувства.
— Почему?
— Он здесь ни при чем, поверьте. Я не смогу ответить на его чувства и на чьи-нибудь другие не отвечу тоже. Эта тема закрыта. Этого больше не произойдет. Со мной уж точно.
Забыв всякие приличия, Габриель пристально вглядывается в лицо собеседницы. В нем нет ни тени кокетства, есть лишь констатация факта. Ее сердце не распахнется для любви, что бы ни случилось и кто бы ни случился.
— Быть может, вы скажете ему об этом, по-дружески? Я знаю, вы найдете нужные слова, вы ведь писатель.
— Я мог бы сказать, но он меня убьет. — Габриель — само простодушие, сама прямота. — Вы же видели его кулаки.
Если сначала Мика улыбалась, а потом на мгновение стала серьезной, то теперь она смеется, искренне и от души.
— Вы чудо, Габриель. Хорошо, что вы есть.
Габриелю тоже хотелось бы рассмеяться. Но, рассмеявшись, он придаст их доверительному разговору ненужную легковесность. И слова предостережения, которые ему так важно произнести, будут выглядеть неуместными. А предостеречь Мику необходимо: она милый и обаятельный человек и совершенно не заслуживает той участи, что может постигнуть ее, если страшное видение Габриеля хоть наполовину окажется правдой.
— Мне кажется, вам нужно быть осторожной, Мика. И, по возможности, стараться беречь себя. Уберечь себя , так будет точнее.
— Уберечь от чего?
— От чрезмерного внимания толпы, из кого бы она ни состояла. Люди, множество людей, которые шли за вами как зачарованные… я сам их видел.
— Ах, вот вы о чем! Я говорила вам тогда, скажу и сейчас: ничего страшного в этом нет, поверьте.
— За Санта-Муэрте тоже ходили толпы. И теперь вы знаете, чем это кончилось.
— Я и Санта-Муэрте? Это довольно смелая параллель. Но я не отпускаю грехов, я кормлю людей и стараюсь делать это по возможности хорошо.
— Вы делаете это бесподобно. И наверняка получили бы «Золотой перец» на нашем традиционном карнавале, не в этом суть. В день, когда я впервые увидел вас, мне было видение. И не скажу, что оно сильно понравилось мне. Оно меня напугало, и изрядно.
— Видение, вот так-так! — Мика все еще старается перевести разговор в шутку. — Я и представить себе не могла, что такого человека, как вы, посещают видения. Что же вам привиделось, Габриель?
— С вами может случиться беда. Такая же, как с Санта-Муэрте, от которой ни осталось ни кусочка.
— Значит, речь идет о кусочках?
— О теле, разорванном на куски.
Он не должен говорить этого, такие речи тяжелы для любых ушей, а девичьим ушам и вовсе противопоказаны. Нормальная девушка тотчас сморщилась бы и прервала его. Девушка с сильным характером потребовала бы подробностей. Девушка, озабоченная светлым будущим, потребовала бы уточнений — где и когда. Но Мика — особенная.
— Вы кто? — неожиданно спрашивает она.
— Габриель. Ваш сосед. Друг заведения. А еще хотел бы быть вашим другом. Потому и говорю все это…
— И часто вас посещают видения? Вы ясновидящий?
— Нет.
— Конечно нет, — Мика утвердительно кивает головой. — Вы писатель. А писателям не так-то просто обуздать воображение.
Она по-прежнему улыбается, как улыбалась все то время, что Габриель пытался (путано и туманно) намекнуть ей о грядущей опасности. До сих пор улыбка была рассеянной, но стоило ему произнести несколько последних фраз, как она стала осмысленной и грустной. Отчего-то Габриелю кажется, что Мика совсем не удивилась сказанному и знает больше, чем можно предположить. Она берет в руки нож и принимается крошить овощи. Вряд ли она снова бросит взгляд на Габриеля и заговорит с ним. Всем своим видом она показывает: аудиенция закончена, дружок, ты и так отнял у меня драгоценные минуты, пора убираться восвояси.
— Я не хотел быть понятым превратно… И все же не мог не сказать того, что сказал.
— Подобное вряд ли произойдет со мной.
— Я не уверен…
— Подобное вряд ли произойдет со мной, — с нажимом повторяет Мика, ни на секунду не отвлекаясь от проклятых овощей. — И… вы не допускаете, что подобное уже произошло?
— Произошло?
— Не со мной, с кем-нибудь другим.
— Я не уверен…
— Конечно, не уверены. Вы писатель, а головы у писателей устроены странно. Реальность… реальность преломляется в них странным образом, вот я о чем.
— Это плохо?
— Это так и есть.
Как бы ни старался Габриель, он не может вспомнить, о тех или иных (преимущественно — странных) преломлениях в его голове. Как бы он ни убеждал Мику и всех остальных в наличии неких текстов, им сочиняемых, правда состоит в том, что он не писатель. Но как будто только в писателях реальность преломляется странным образом! — за примером далеко ходить нe надо: сестра Мики Васко полна странностей. А Габриель вполне адекватен и отличается завидным психическим здоровьем, но что он знает о преломлениях вообще? И что может служить показателем преломления? Показатель преломления — это отношение скорости света в вакууме к скорости света в среде, — сказала бы Фэл. Он бы и сам так сказал, будучи радиоастрономом. Но он такой же радиоастроном, как и писатель, все это сказочки для понравившихся девушек, как там поживает Таня Салседо? Давненько она не проявлялась. Но и без того понятно: в своей среде, состоящей из сигар, однокурсников и просто влюбленных парней, из зеркала, амариллиса, куклы Пилар и бабушкиного портрета, Таня движется со скоростью света. С той же скоростью, в среде преступников и полицейских, движется Рекуэрда. С той же скоростью, в среде продуктов питания, движется Снежная Мика. Среда обитания Кима — оптика и фотозарисовки из жизни разных городов, его скорость тоже приближается к световой. Про астрономические среды Фэл и говорить не приходится. И только среда обитания Габриеля заметно отличается от остальных сред.