8? пьес для двух актеров
Шрифт:
Порогин. Я долго не мог поверить, что ты моя жена.
Вера. Ну, Митенька, я…
Порогин. Ты была красивой.
Вера. Да глупой…
Порогин. Очень. Я гордился, что у меня такая красивая жена и мучился, что недостоин.
Вера. Ты недостоин? Да ты, Митя, достоин, чтобы таких, как я,
вокруг тебя миллион…
Порогин. Очень мучился…
Вера. А ты и был, Митя, ничего, а с годами… (с нежностью поглаживает его.) Лоб от волос
Старик вдруг отстраняется, странно глядит на старуху.
Что, Митя?.. А?..
Порогин. Ты любила меня? Хоть когда-нибудь?
Вера. Да, Господи, Митя…
Порогин. Ты никогда не говорила. Подожди. Хоть когда-нибудь? Любила? Ну, скажи, любила?
Вера. А разве же нет, Митя?
Порогин. Я бы вспомнил. Я вспоминал…
Вера. Вот честное слово, Митя… Вот видит Бог… Из меня говорунья, ты знаешь… Любила, конечно… Наверно, любила… А что?..
Он понуро молчит.
У тебя-то в мыслях – что?.. Не любила?.. (Он молчит.) Ну, Господи, Митя… (Опускается на ковер, задумывается.) Жила же с тобой –значит, любила…
Порогин (задумчиво). Не знаю…
Вера. Что ты сказал?.. Говори громче, Митя, что-то я разволновалась… (Он молчит.) А, Митя?..
Порогин (Поднимается, задумчиво на нее смотрит). Мы все испортили. Все испортили…
Вера. Что ты говоришь?..
Порогин. Не надо было нам вместе. После войны, как вернулся, как встретились, тогда нам и надо было… И лжи бы не было между нами, и этой тоски… (Тяжело ступая, направляется к выходу.)
Вера. Куда, Митя?..
Старик уходит – словно не слышит.
Стой, Митя, стой!
Останавливается; стоит понуро, не оборачивается.
Все забыл… Ты забыл, как вернулся с войны, только вспомни… Вернулся едва – сразу туберкулез… Почти на себе увезла в Джамбай… Козу держала, свиней, птиц, чтобы ты мог нормально питаться… Три года, ты вспомни, сама, все сама – чтобы только то выжил…
Порогин (глухо, не оборачиваясь). Не поймем мы друг друга, мы – нет, никогда не поймем…
Вера. … А домой возвратились и ты, как бешеный, засел за книжку про Горького… И девять лет жизни…
Порогин. …Да кто же нас так запутал?..
Вера. За Достоевского взялся – еще двенадцать… Толстому – тому вообще…
Порогин. Ну,
Вера. Что значит довольно? А я, Митя, я?.. Пока ты там с ними летал и парил – я, как букашка вокруг тебя ползала: кухня-базар-магазин-прачечная, магазин-прачечная-кухня…
Порогин. Да-да-да-да-да-да!.. Ты права, но ты вслушайся, Вера, и я о том же: вся наша жизнь держится на двух шнурках – что ты для меня сделала, чего я не сделал для тебя. А еще? Что бывает еще? Ведь бывает еще!
Вера. Что бывает? Объясни мне, набитой – чего еще в жизни бывает, кроме жизни?
Порогин. Чувство бывает!.. Твое чувство, что с тобою случилось то самое… единственно возможное… и только с тобой… одним… И что было не зря… что не зря… то было не зря… не зря… не зря…
Старуха тяжело опускается на стул, сидит поникнув. Старик тяжело дышит, на жену не смотрит.
Тишина.
Вера. В Бога ты не веришь, Митя. А был бы Бог, и ты бы знал, что он есть… (Молчат.) И ребеночек наш оттого, может, и не прижился на белом…
Порогин. Вера…
Вера. В Бога не веруем, Митя. А то бы он спас Илюшечку, сыночка моего единственного…
Порогин. Я тебя прошу.
Вера. Спас бы, а, Митя? Спас бы – а? а??. Если бы мы, мы с тобой, правда, да, нет?..
Порогин. Ну, не надо об этом, прошу я, прошу…
Вера. Бог проклял нас, Митя…
Порогин. Прошу тебя, Вера!
Вера. Проклял! Старые, больные одинокие, никому и друг другу… И даже друг другу, оказывается, Митя… (И плачет, захлебывается, тянется за стаканом, опрокидывает, проливает воду на скатерть.)
Старик уходит. Она плачет, плачет… вдруг, замечает – его нет. И рукой тянется следом за ним, словно пытаясь ухватиться за что-то…
За что? И бормочет, повторяет: «Митя… Митя…» И находит-таки в себе силы подняться; нетвердо, цепляясь за спинки стульев, кресел направляется к выходу – навстречу ей муж с водой.
Митя… (Цепляется за него.)
Порогин. Тарантул ты, Вера!
Вера. Не бросай меня, миленький…
Порогин. В самое сердце, ведь знаешь!..
Вера. Не бросай меня, Господи, пожалей меня, Митя?..
Порогин. Нет его, нет!.. Мы с тобой, старые, больные, одинокие – есть, а Его – нет!.. Как нет нашего сына, и нашей любви, и нежности, и жалости нашей – ничего!.. И никто не виновен в том – мы, только мы!.. Ты меня слышишь? Это мы не уберегли нашего сына! Это мы преступали и лгали – мы, а не Бог! Мы, а не Бог!..
С грохотом со стены на пол обрушиваются старинные часы – то ли от крика, а возможно, от какого-нибудь иного сотрясения в почве или в атмосфере.