9. Волчата

Бирюк В.

Мы вышли на двор. Борзята о чём-то напряжённо думал. Так, задумчиво, он дал мимоходом хозяину в зубы. Это — по поводу хозяйских сомнений:

– Да какая этой рвани баня?! Да сколько ж можно?! Воды ж не натаскаешься!

Хозяйская точка зрения по поводу подходящего местопребывания для женщин, детей и раненых — предлагался холодный дровяной сарай — вызвала повторную кинематическую реакцию Борзяты и, соответственно, повторный полёт хозяина в сугроб по баллистической траектории.

Я был совершенно счастлив. Умилился, прослезился и восторгнулся. Все те препоны, которые у меня возникали в общении с туземцами

по каждому поводу, на каждом шагу, которые мне приходилось пробивать длинными напряжёнными разговорами, уламыванием и упрашиванием, деньгами и угрозами, постоянным нервным напряжением, у него решались одним-двумя движениями.

Вот что значат мужское брюхо и борода соответствующих местным ожиданиям размеров! Одно слово: «муж добрый». Какой там попадизм, либерализм и дерьмократизм! Вот как надо! Вот как дела делаются!

Помыться, постираться, попарится, погреться… Такое удовольствие! Алу визжал от банного жара, от щёлока, попавшего в глаза. «Наша баба» занялась постирушкой, а мы затащили в мыльню Артёмия, и принялись его обихаживать. Отмачивать присохшие к ранам тряпки, остригать отросшие ногти на руках и ногах… От моей суетни Артёмий открыл глаза и поинтересовался:

– Где я? А ты кто такой?

Кидаться с воплями радости на грудь своему давешнему спасителю я не стал — сильные эмоции в ослабленном состоянии не есть хорошо. Но сегодняшнюю ситуацию с интернированием — описал. Объяснил, что я Иван — боярский сын. Иду домой за Елно, вот решил и его прихватить.

– Спаси тебя боже, отроче. От злой смерти уберёг. Должник я тебе по гроб жизни. Довезёшь до Смоленских земель — дальше я и сам до своего господина доберусь. Ежели на то будет воля божья.

Он внимательно присматривался ко мне в полутьме парилки и вдруг спросил:

– А мы с тобой ранее не встречались? Мнится мне будто я тебя где-то видел.

Вокруг крутился Алу, возилась с постирушкой «наша баба». Тут я очень удачно оторвал присохшую повязку от раны собеседника, и необходимость ответов отпала. Всё-таки, мужик сильно ослабел — обморок.

За суетой, помывкой, кормёжкой людей и зверей, обустройством во второй тёплой избе, откуда семейство хозяина спешно эвакуировалось в поварню, зимний вечер постепенно перешёл в ночь. Слобода постепенно затихала, волчонок и младенец получили каждый своё молоко, насосались и засопели.

Что дальше делать? Может, с Борзятой посоветоваться? Я вышел во двор посмотреть лошадей.

«На ловца и зверь бежит» — русская народная мудрость. Другая такая же: «помяни чёрта — он и появится». Конкатенация двух этих утверждений позволяет сформулировать гипотезу: ловля чертей — русский народный промысел.

Это я к тому, что темноте двора стоял Борзята. У его ног были большие хозяйские санки с каким-то здоровенным узлом, накрытым рогожей.

– Подь сюда. Помочь нужна. Гостимил ногу испортил, а тут вот — надо отволочь быстро. Тут недалече, в соседний посад. Впрягайся, тяжёлые, зараза. Полозья, вишь ты, битые совсем. Дорогой и поговорим. Ну, взяли. Пошло. На спуске не разгоняй. Мы сейчас на реку выйдет — там хоть и длиннее, да ровнее. Так как ты говорил? Вы ж тогда с реки влево побежали. Селище, говоришь, было?

Мы, чуть поднатужившись, сдёрнули санки с места, протащили их по утоптанному двору за ворота, и двинулись к спуску

к реке. Придерживая, притормаживая на скользких, обледенелых местах и наоборот — выдёргивая из рыхлых сугробов на поворотах, когда их туда заносило.

Борзята внимательно и сочувственно расспрашивал меня о моих похождениях. Соболезновал приключившимся несчастиям и восхищался явленными мною хитростью и изворотливостью. Обычный для него образ «шутника злобного» полностью исчез — со мной разговаривал взрослый, много повидавший, умудрённый, доброжелательный мужчина. Способный понять и оценить пережитые мною страхи и мучения. Оказалось, что он и сам попадал поганым в плен. Хорошо — свои выкупили.

Борзята подтвердил правоту Алу: урождённых рабов не выкупают. Но из каждого правила бывают исключения:

– Если он хану — как родной сын. Или просто — любимый раб… Конечно, цена раз в десять меньше, но, если не наглеть — можно.

Сочувственное внимание, уважительность и профессиональность его комментариев были мне как бальзам на раны. Последние дни я постоянно «плясал на лезвии клинка» — постоянно приходилось принимать решения, совершать поступки, имея очень смутные представления об их последствиях. Оперировать чутьём, интуицией, а не знаниями. Мнение профессионала было для меня очень важным.

Его поддержка, одобрение избавляли меня от внутренней изнуряющей тревоги. От сомнений и неуверенности в собственной правоте. Серьёзных проколов в моих действиях он не находил. Отметил, как недостаток, то, что я не запомнил дороги к логову «серебряных волков», указал на недостаточную бдительность при исполнении «малой нужды» в районе боевых действий, заинтересовался моим «поясным» ударом.

Я распелся как глухарь на токовище. Прихвастнул, но не сильно. В какой-то момент Борзята остановил наши санки и принялся что-то выглядывать на льду, изредка топая ногой. Потом подошёл к санкам, где я продолжал свою «Сагу об Иване» и, глядя в сторону слободки, попросил:

– Вроде бежит кто. У тебя глаза по-моложе моих — глянь-ка.

Я обернулся к берегу за спиной, радостно надеясь сделать что-то полезное своему боевому товарищу. В темноте зимней ночи видно было плохо, что-то, кажется, шевелилось среди сугробов, в паутине протоптанных между ними тропинок, в покачивании голых ветвей кустарника и ряда деревьев. Краем глаза я поймал движение сзади. Но отклониться не успел — меня ударило по темечку, и я рухнул лицом в снег.

Господи! Да сколько ж можно! Всё время — по голове! Всё время — фейсом в кристаллы замёрзшей воды! Самоё яркое, самое постоянное воспоминание от всего моего попадизма — вот это самое: по голове — бздынь, на лице — хрусь! Вот за этим попадуны и лазают?! Как мне всё это надоело! И, ой, …ля, как же больно!

Меня мутило от удара, от того, что меня крутили и таскали. Чего-то стаскивали с меня, как-то переворачивали. В какой-то момент глаза сфокусировались, и сквозь выступившие слёзы боли, увидел перед собой лицо Борзяты. Голове стало холодно, я разглядел у него в руках мою бандану. Свернув в жгут, он растянул им мой рот, обернул вокруг моей головы, затянул узел сзади и похлопал меня по щеке:

– Так-то вот, гадёныш.

Я был совершенно ошеломлён всем этим. Просто… ну этого не может быть! Что происходит?! За что?! И — уй-ё… как же больно…