900 дней в тылу врага
Шрифт:
— Ты чего заливаешься? — сердито накинулись мы на него. Боец захлопал глазами.
— Я… так… случайно… вспомнилось… — растерянно оправдывался он.
На следующий день повторилась такая же история. Теперь смеялся другой боец. Оказалось, что кто-то из разведчиков принес в отряд сборник юмористических рассказов. Читая их, ребята забывались и надрывали со смеху животы. Книгу пришлось до времени отобрать.
Ведя разведку и разбрасывая листовки, мы не забывали о диверсиях на железной
И вот время подошло.
Диверсию наметили провести на участке Новосокольники — Идрица.
Под вечер две тройки партизан вышли к железной дороге. Одна из них, возглавляемая Виктором Соколовым, направилась восточнее Пустошки, другая, во главе с Поповцевым, — западнее. С Соколовым пошли Николай Орлов и Анатолий Нефедов; с Поповцевым — Николай Горячев и Василий Ворыхалов. Остальные партизаны пошли к шоссе Пустошка — Невель. Лес хорошо скрывал нас от постороннего глаза, и мы двигались днем.
У дороги залегли, замаскировались. Лес по обеим сторонам шоссе вырублен. Справа дорога далеко просматривается. Слева, за небольшим мостом, — сворачивает в сторону и теряется в густом сосняке. Недалеко от нас валяется остов грузовой машины, за ним виднеется одинокая могила с крестом.
— Свой, — говорит Беценко, указывая на могилу.
— Откуда ты знаешь? — удивляется Толя Нефедов.
— Бачишь, крест не березовый и русская каска у ног…
— Немцы! — предупреждает Веренич.
Из-за поворота по шоссе строем и вразброд идут солдаты. Их человек восемьдесят. Они, очевидно, только что вышли из гарнизона. Топот кованых сапог, говор и смех эхом разносится по лесу. Сейчас солдаты поравняются с нами. Уже отчетливо видны их лица, ордена и медали на мундирах. Веренич, сжимая в руках карабин и скрипя зубами, шепчет мне в лицо:
— Уйдут, командир, бить надо… уйдут…
— Лежи, — отвечаю я, дотрагиваясь до его плеча. Чувствую, как тело его бьет легкий озноб.
Немцы прямо перед нами. Один солдат бросил в кювет окурок сигареты — тонкая струйка дыма пробивается сквозь редкую траву.
Когда немцы скрываются, Веренич дает волю своему возмущению:
— Почему не стреляли?
— А сколько, по-твоему, мы могли убить? — задаю я встречный вопрос.
— Сколько? Ну, человек пятнадцать.
— А потом что?
Веренич озадачен.
— Ты не подумал о ребятах. Куда они пришли бы с задания, если бы немцы погнались за нами?
— Это верно, — соглашается Веренич. И как бы к слову добавляет: — А все-таки жаль, что ушли…
У шоссе мы пробыли весь день. Движение по нему оказалось не таким интенсивным, как предполагалось. Мимо нас изредка проносились одиночные грузовики. Раза четыре прошмыгнули мотоциклисты,
К вечеру нам надоело смотреть на убегавшие мимо машины, и мы стали выбирать себе цель.
Я послал Веренича под мост и велел по сигналу бросить противотанковую гранату в автомашину. Первым по мосту проехал порожний русский «газик», захваченный врагами, наверно, в сорок первом году. Лотом пропыхтел неуклюжий тягач. Веренич посмотрел на меня и недовольно махнул рукой. Через несколько минут я увидел в бинокль приближавшуюся справа груженую машину. В кузове, на брезенте, распевая песни, сидело шестеро гитлеровцев.
«Весельчаки едут», — подумал я и дал знак Вереничу.
Машина была рядом. Веренич не спеша вышел из-под моста и, изогнувшись, с силой бросил одну за другой две гранаты. Эхо взрыва громом прокатилось по лесу. Едва рассеялся дым, мы подскочили к перевернутой машине. Немцы все убиты. На обочине и в кювете валяются новые автопокрышки и ящики с какими-то приборами. Беценко чиркнул спичку. Заплясали длинные языки пламени. Через минуту мы собрались и покинули это место.
На рассвете вернулся Поповцев. Вид у него хмурый, недовольный.
— Что случилось?
— Да… — махнул ом рукой. — Хотели взорвать эшелон, а попала дрезина со шпалами.
— А это кто? — указываю на незнакомого пария.
— Доброволец…. Ночью зашли в деревню Гудец. Пристал к нам. Возьмите, говорит, с собой… Ну, мы и взяли.
Вид у пришельца необычный и даже потешный. На голове чудом держится фуражка с красным околышком, рваная фуфайка подпоясана узким сыромятным ремнем, холщовые некрашеные штаны вправлены в стоптанные дырявые валенки. За плечами, на веревке, — ржавая русская винтовка.
Парень с улыбкой глазеет на нас.
— Иди сюда, — позвал я его.
Придерживая винтовку, он делает несколько неуклюжих шагов.
— Зачем пришел?
Доброволец улыбнулся до ушей, посмотрел на партизан, но, увидев серьезные взгляды, покраснел и уставился в землю.
— Ну, говори, зачем пришел?
— Воевать, — невнятно бормочет парень.
— С кем?
— С кем вы, с тем и я.
— А с кем мы?
— Не знаю…
— Как же так. Идешь воевать и не знаешь, с кем?
— Мне все равно…
Выяснилось, что Петя — так звали паренька — входил в состав какой-то вооруженной банды, которая грабила население и пряталась в лесу и от немцев и от партизан. Там он в чем-то проштрафился и вынужден был бежать. Родителей у Пети не было. Побродив один по лесу, он пришел к тетке в Гудец, а когда там появились наши, встретил Поповцева и со слезами на глазах упросил его взять в отряд.
— Выходит ты «зеленый»?! — рассмеялись мы.